Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 2]

3/4 Душно... пуститеменя ...Господи... задыхаюсь... Ах!..

Бормотания переходили в громкий крик. Ее руки судорожно хватались за дорогое плюшевое одеяло, и она вдруг вскакивала с кровати, сейчас же опять бессильно опускаясь на нее.

3/4 Этого ты никогда не наблюдал, доктор? — тихо спрашивал меня Путилин.

3/4 Нет.

3/4 Почему же?

3/4 Да потому, что, когда я навещал ее, с ней ни­чего подобного не случалось.

3/4 Плохой доктор... плохой доктор... — в раздумье произносил Путилин.

3/4 Иван Дмитриевич! — вспылил я. — Может быть, ты желаешь преподавать мне медицину?

3/4 И очень. Но... только судебную медицину, мой друг...

Было около двух часов ночи. Путилин обратился ко мне:

3/4 Вот что, иди и спи. Я побуду около твоей па­циентки вплоть до утра. Я вздремну в этом кресле.

Лишь только я собирался выйти из комнаты боль­ной девушки, как в нее вошел Приселов.

Он был, видимо, слегка навеселе. От него несло сигарами и шампанским.

3/4 Как, господа?! Вы не спите? Но, Боже мой, до­рогой профессор, такое ночное бдение может плохо отразиться на вашем здоровье...

3/4 О, не беспокойтесь, господин Приселов, я при­вык бодрствовать у одра погибающих, — с еле за­метной усмешкой ответил Путилин. — Теперь я по­прошу вас отсюда удалиться. Я должен следить за дыханием бедной девушки...

Приселов ушел. Ушел и я. Меня клонило ко сну, и я скоро погрузился в него, прикорнув на великолеп­ной тахте.

Не спалось только Путилину.

Мрачнее тучи ходил он взад и вперед по спаль­не бедной девушки, над которой отвратительная старуха смерть уже заносила свою костлявую руку.

3/4 Бедный ребенок! — вслух тихо шептал он. — Как мне спасти твою молодую жизнь?.. Для меня со­вершенно ясно, что я — лицом к лицу с самым гнусным, с самым подлым преступлением... И враги тут, бок о бок со мной. И тайна совершаемого злоде­яния — вот здесь, в этой самой комнате, у меня перед глазами. О, какой это поистине дьявольский трагизм: сознавать смертельную опасность и не быть в силах немедленно ее отстранить, парализовать!

И он, нервно хрустя пальцами, подходил к постели сиротки-миллионерши.

На него глядело прелестное молодое лицо, иска­женное мукой неведомых страданий. Моментами по нему молнией проносились судороги, грудь начинала особенно бурно подниматься, конвульсивные движе­ния трогали руки и ноги, и из широко раскрытого рта с воспаленными губами вылетали хриплые бормотания-стоны:

3/4 А-ах, душно мне.

Раз, когда Путилин близко наклонился над умирающей девушкой, она раскрыла глаза и поглядела на великого сыщика долгим жалобно-испуганным взгля­дом.

3/4 Ну как, дитя мое, вы себя чувствуете? — спро­сил он.

3/4 Я умираю. Я, наверное, скоро умру, — тихо слетело сее уст.

3/4 Нет, нет, вы не умрете, я спасу вас. — И этого взгляда, полного жалобной тоски, и этого шепота, в котором звенело столько затаенной грусти, Путилин, как он рассказывал мне позже, не мог за­быть всю жизнь.

Больная опять впала в полукошмарное забытье. Холодное отчаяние охватило Путилина.

3/4 Господи, да неужели мой чудесный дар рас­крывать многое тайное изменит мне на этот раз? — опять зашептал он, взволнованно шагая но спальне, тускло озаренной светом лампад и крохотным огонь­ком ночника.

О, как ему мучительно хотелось быть на высоте своего исключительного таланта именно на этот раз! В его руках, только в его, находилась жизнь юного, молодого существа...

3/4 Ужасно... ужасно... — хрипло вырвалось у не­го, и он бросился в кресло. — Ведь это не единст­венный случай в моей практике. Ведь напал же я на верный след страшного отравления старика мужа Никифорова его молодой женой.

И перед мысленным взором Путилина воскресло это темное дело, словно он раскрыл его только вчера. Воскресли образы, поплыли знакомые лица, фигу­ры этой мрачной житейской трагедии.

Богатый старик-откупщик Никифоров... Высокий, кряжистый, с некрасивой, почти безобразной головой. На шестом десятке, вдовец, вдруг безумно влюбился в молоденькую красавицу девушку из семьи бедного мещанина Федосью Тимофеевну.

Краля была девица — что и говорить. Высокая, кровь с молоком, походка — лебединая, брови — со­болиные, глаза — искрометные. Деньги что не дела­ют? — повенчались.

3/4 Я уж тебя ни в чем стеснятьне буду, раскра­савица ты моя! — захлебывался в экстазе последней старческой любви старик-миллионер.

3/4 Ни в чем? — сверкала глазами мещанская дочь-красавица.

Но это уверение было только до свадьбы. Лишь только окрутились, старик из тихого голубя обратил­ся в лютого волка. Он начал ревновать свою пышную жену до безумия, до болезненного уродства. Уходя куда-нибудь, он запиралее в роскошном доме на ключ, на «крепкие запоры». Прошло около года. И вдруг старик заболел. Болезнь была диковинно-страшная: день-два — здоров, потом — рвота, мучительные ко­лотья в кишках. Половина медицинского Петербурга пере­бывала у экс-откупщика. Доктора взапуски, утирая нос друг другу, старались поставить верный диагноз, дабы сорвать солидный гонорар за исцеление милли­онера.