Шелковый путь

— Пах, пах, до чего нарядный — глаза разбегаются!

— А ты глянь-ка на райскую гурию под балдахином, Неужто среди двуногих рождаются такие красавицы?!

— Да-а… Как ваза. Взять бы ее да налюбоваться бы всласть!

— Ох и высока же караульная вышка вон того укрепления! На нее и взобраться-то не просто.

— А дорога-то, дорога… В полфарсанга уже шириной!

Не смолкают восторги, возгласы удивления. Все заметнее ощущается притяжение водоворота, прямо-таки чувствуется, как воронка, кружась, затягивает вглубь. И ты не сопротивляешься, наоборот, покорно отдаешься этой властной силе. Никакая воля не могла б заставить тебя сейчас повернуть назад караван. Это было бы выше человеческих сил. Ты теперь страстно жаждешь увидеть знаменитый город, только об этом твои помыслы. И всем своим существом отдаешься ты неуемному течению.

— Отрар!.. Отрар!..

Это послышался ликующий голос Хаммаля Мераги, ехавшего впереди каравана. Люди вздрогнули, насторожились. Казалось, молния ударила в караван, и он сразу вдруг остановился.

— Отрар!

Караванщиков охватило такое же волнение, какое испытывает мореплаватель, истомившийся по суше после долгого плавания на содрогавших корабль морских волнах. Безбрежное зыбкое пространство, сливающееся с горизонтом, притупляет его зрение, изнуряет, выматывает душу. Не однажды мореход рискует быть погребенным под громадными, как скалы, волнами, но яростно сражается с неистовым и необузданным чудовищем-морем. И вот в одно прекрасное мгновение, бывает, раздается вдруг вопль обезумевшего от радости матроса на мачте: «Земля! Земля!» Сердце его готово выскочить из груди. Такое же чувство захлестнуло сейчас и караванщиков, много дней бороздивших просторы степного океана. У всех возликовали сердца от возгласа проводника каравана Хаммаля Мераги.

За спиной путников медленно выкатилось солнце, и город впереди ослепительно засверкал в его лучах. Сначала блеснули в небесной синеве горделивые минареты. Потом из-за дымки выплыли округлые купола, похожие на украшенную перьями филина шапку-борик на голове щеголя-джигита. Солнечные лучи на боках купола отражались, словно от яхонга на девичьей саукеле. Еще немного погодя вырисовались очертания ханского дворца — Гумбез Сарая. Он был окрашен в молочно-белый цвет, и смутно различались вдали его пестрые, затейливые контуры. Величественный вид дворца рождал благоговение. Караванщики от восторга и удивления языками зацокали, заахали и заохали при виде разветвленных, как жилы на руке, улиц, величественных дворцов, медресе, мечетей, базаров, мавзолеев, молельных домов, усыпальниц, скотобоен, кирпичных и каменных жилых домов, караван-сараев, хаузов, садов и площадей. Люди поражались, восхищались, качали головами, закатывали глаза, в один голос утверждая, что ничего подобного им в жизни видеть не приходилось.

У Омара от волнения прямо-таки живот свело, когда он посмотрел на высоченные крепостные стены, надежно защищавшие пышный город. Он даже по ляжкам себя хлопнул, невольно воскликнув: «Надо же было нагромоздить этакую махину!» А про себя с досадой подумал: «Даже караульного на вышке стрелой не достанешь. Ворота отлиты из чугуна. Такие высокие, что шапка слетит, если посмотреть. Их не то что катапультой — копьеметом не пробьешь. Скала неприступная!» Загрустил главный караван-баши, опечалился и, расстроенный, забормотал что-то невразумительное.

Весь город за крепостной стеной был виден лишь издали, на расстоянии, когда солнце поднимается на высоту аркана. Но потом город окутывает мглистая дымка, постройки постепенно скрываются за дувалами, как бы хоронясь от постороннего глаза. Чем ближе подъезжает путник к городу, тем все зримей предстает перед его глазами крепостная стена. Все остальное как бы исчезает, словно и нет ничего, кроме нее.

Это чудо особенно поразило Омара. «О боже милостивый! Издали город виден как на ладони, а вблизи будто в землю провалился. Как же так? Или дьявол его проглотил? Видно, неспроста говорят, что в нем поселилась колдовская сила. Недаром здесь нашли приют книжники и звездочеты!»

Главный караван-баши, конечно, и представления не имел об отрарских зодчих, сумевших поставить город на таком месте, откуда он обретал многоликий вид. Когда до города осталось расстояние, равное конским скачкам, Омар остановил стремительно шедший караван и приказал сделать привал на обочине дороги. Здесь был плоский такыр, где трава почти сплошь была вытоптана копытами животных. Погонщики опустили верблюдов, всадники спешились.