Шелковый путь

Конь, видимо, проголодался. С раннего утра был он под седлом. Пока Ошакбай пригнал скот во двор мечети, сдал настоятелю зекет, вел пустой разговор с гадальщиком на бараньей лопатке Жаланашем (пусть бродячие псы мочатся на его могиле!), проведал больного Анета-баба, пировал с приятелем-поэтом в гуртхане, время перевалило уже далеко за полдень. Теперь вот пришло наказание за то, что позволил себе увлечься бестолковой суетой. Бежит он теперь за скакуном, на потеху людям сафьяновыми сапогами поскрипывает и кричит: «Кур-р, кур-ру!» Конь же, тоже не привыкший к городу, пугаясь прохожих, навострил уши и перешел с трусцы на рысь.

Батыр бежал за ним и громко, во все горло, звал.

Конь наконец резко остановился, обернулся, узнав хозяина, сам пошел навстречу, вытянув шею. Ошакбай подкрался, ловко поймал чембур. Гнедой лишь выкатил влажный фиолетовый глаз. Батыр не стал наказывать коня, подтянул подпругу, взобрался в седло и направился к воротам Дарбаза. Не думал сейчас Ошакбай ни о молодом поэте, отуманившем сознание хмелем, ни о базарной красотке, с таким старанием прислуживавшей ему. Тоска и одиночество овладели его душой. Тягостно степняку в большом, многолюдном городе чувствовать себя одиноким, без друга и попутчика.

Никак не давала ему успокоиться одна мысль, приставшая к нему, как древесная смола. «Что ожидает в будущем тех, кто наслаждается вином, любовью, сочиняет стихи, забавляется охотой? Незаметно и бестолково разменивают они свою молодость. А какой смысл в такой праздной жизни? Какая расплата последует за этим?» В те безмятежные юные годы билась в его груди маленькая, как жаворонок, мечта. Она радостно трепыхалась, расправляла крылья, готовилась взлететь. А теперь — он это совсем недавно почувствовал — умолкла та мечта: то ли улетела невзначай невесть куда, то ли задохнулась в темном закоулке души, так и не расправив крылышки… Кто знает… Потерял он, словом, мечту свою…

Конь бежал легко, стремительно, и этот привычный бег постепенно увлек Ошакбая. Он расправил плечи, выпрямил грудь, оглянулся. Время стояло предзакатное, солнце уже пряталось за домами. Ошакбаю вспомнился вчерашний ужин. Молодая жена сварила свежее мясо вперемешку с куском — величиной с кулак — конской колбасы из зимних припасов. Мясо дымилось на плоском деревянном подносе. Продолговато разрезанный кусок сочного копченого казы посередине постного свежего мяса походил на ломтик дыни. Темно-коричневые большие и малые дома, от которых рябило в глазах, и багровый диск солнца, медленно и неотвратимо погружавшегося в город, напомнил Ошакбаю вчерашнюю чашу с мясом. В самом деле, Отрар был похож на гигантскую чашу, над которой клубился пар. Только теперь почувствовал батыр, как он проголодался. С утра, считай, твердой пищи не жевал, а пенистая мутная буза лишь прополоскала желудок.

Ошакбай выехал из городских ворот, перевел коня на крупную рысь. Пожалуй, этаким ходом — пока взойдет луна и переберется на правую часть небосвода — он достигнет Шелкового пути.

Шелковый путь и Отрар — братья-близнецы. Они неразрывны, неразлучны; друг без друга они все равно что пища без соли, что зачин без самой повести или прерванная на полуслове кисса — сказание. Когда появился Шелковый путь, он тут же помог рождению, становлению и расцвету могучего города Отрара, питал его соками жизни и прославил на все четыре стороны света. И Отрар тоже не остался в долгу. Он создал великую книгу путешествий, отправил по Великой дороге свои богатые караваны, разослал во все концы света своих неугомонных легконогих путешественников — жиханкезов, рассыпал вдоль караванного пути свои города, укрепления и рабаты. Так они и прославили, воспели друг друга. Если Шелковому пути угрожала опасность, она никогда не миновала каменных стен и ворот Отрара. Опустошительные походы и шумные шествия, начинаясь в Отраре, вздымали пыль по всему Шелковому пути.

Ой-хой… И теперь неописуемо красива Великая дорога, залитая лунным светом. Пылит, вьется, тянется бесконечно, словно наперегонки с Млечным Путем. Конца и края ей не видать. Как длинный дастан она, воспевающий необъятность вселенной. В стихотворных строках этого дастана запечатлелись и горе, и радость, и смех, и плач, и восторг, и уныние, и благородство, и подлость, безумство храбрых и страсть влюбленных. Если сравнить священную землю Дешт-и-Кипчак со звучным, гулким кузовом большой домбры, то Шелковая дорога — ее звонкие струны, а Отрар — деревянная подставка, кобылка древнего музыкального инструмента кипчаков. Все вместе создают они гордый кюй, ласкающий душу и слух, окрыляющий мечту, заполняющий сердце. И слушает сейчас этот древний кюй славный потомок кипчаков батыр Ошакбай!