Шепчущий во тьме

Остановившись ненадолго полюбоваться парой симпатичных, но порушенных старых церквей на Мейн и Черч-стрит, я поспешил покинуть неприятные припортовые трущобы. Следующим пунктом моей пешей программы была площадь Нью-Черч-Грин, но почему-то я никак не мог заставить себя вновь вернуться к церкви, в подвальном окне которой заметил так сильно напугавшую меня фигуру священника – или пастора – в диковинной тиаре. Кроме того, я помнил предупреждение юноши-бакалейщика о том, что приезжим лучше не приближаться к городским церквам и к храму Ордена Дагона.

Соответственно, я двинулся по Мейн-стрит в северном направлении, к Мартин-стрит, затем повернул в сторону от моря, пересек Федерал-стрит, оставив позади Нью-Черч-Грин, и ступил в ветшающий мирок городской аристократии на Брод, Вашингтон, Лафайет и Адамс-стрит. Хотя эти обсаженные вязами старые улицы были вымощены кое-как и имели неряшливый вид, они еще не совсем утратили былое величие. Здесь каждый дом привлекал мой взор. Многие из них обветшали и стояли заколоченные посреди заброшенных дворов, но один-другой на каждой улице подавали признаки жизни. На Вашингтон-стрит я заметил пять недавно отремонтированных особняков посреди ухоженных лужаек и садов. Самый роскошный из них – с широкими цветниками, которые террасами тянулись до самой Лафайет-стрит, – как я догадался, принадлежал старому фабриканту Маршу, страдающему неведомым недугом.

На улицах не было ни единого живого существа, и я невольно поразился полному отсутствию в Иннсмуте кошек и собак. Еще меня озадачило и встревожило то, что даже в тех особняках, которые сохранились лучше прочих, все окна третьих этажей, а также чердачные окна были плотно закрыты ставнями. Похоже, мгла скрытности и нелюдимости и впрямь лежала на этом безмолвном городе таинственных существ и загадочных смертей, и я не мог избавиться от ощущения, что на меня постоянно и отовсюду тайком таращатся выпученные немигающие глаза.

Услышав три удара надтреснутого колокола откуда-то слева, я невольно вздрогнул, потому что все никак не мог забыть приземистую церковь, с чьей колокольни донеслись эти удары. Идя по Вашингтон-стрит к реке, я оказался в очередном бывшем центре городской торговли и производства и заметил впереди руины фабричных зданий, а еще дальше справа – останки старого вокзала и крытого железнодорожного моста через реку.

Я вышел к безымянному мосту с предупреждающей табличкой «Опасно», рискнул ступить на него и возвратился на южный берег реки, где вновь увидел приметы городской жизни. Безмолвные фигуры двигались шаркающей походкой и бросали в мою сторону загадочные взгляды; но здесь уже было больше людей с нормальными чертами лица, которые разглядывали меня с холодным любопытством. Иннсмут быстро мне надоел, и, свернув на Пейн-стрит, я двинулся к главной городской площади в надежде поймать там хоть какой-то транспорт до Аркхема вместо того, чтобы еще несколько часов дожидаться того зловещего автобуса.

И тут слева я увидел обвалившуюся пожарную каланчу, а потом заметил одетого в жалкие лохмотья старика с красным лицом, заросшим кустистой бородой, и слезящимися глазами. Он сидел на скамейке перед пожарной частью и беседовал с двумя неопрятно одетыми, но нормальными с виду пожарниками. Это, разумеется, был не кто иной, как Зидок Аллен – полоумный пьянчуга, чьи байки о старом Иннсмуте, объятом мглой мрачных тайн, были столь же пугающими, сколь и неправдоподобными.

III

Должно быть, некий дух противоречия – или какой-то сардонический импульс, возникший по велению неведомых темных сил, – вынудил меня изменить свои планы. Хотя я твердо решил ограничить свои наблюдения местной архитектурой и поспешил на площадь в надежде поймать там попутный транспорт и покинуть этот проклятый город смерти и разрухи, но при виде старика Зидока Аллена в моем мозгу возникли новые мысли, заставившие меня задержаться здесь с неясной пока целью.

Как заверил меня бакалейщик, этот старик только и мог что бессвязно пересказывать фантастические и бредовые легенды, и он же предупредил, что местным жителям очень не нравилось, когда приезжие вступали в разговоры со стариком. Но все же искушение пообщаться с этим древним очевидцем медленного упадка города, который помнил славную пору мореплавания и расцвета фабричного производства, не могли перебороть самые рациональные доводы. В конце концов, все диковинные и безумные мифы частенько являются лишь символами или аллегориями, основанными на реальных событиях. А старый Зидок, должно быть, самолично видел все, что происходило в Иннсмуте в последние девяносто лет… Во мне взыграло любопытство, затмившее и здравый смысл, и чувство осторожности, и, поддавшись самолюбивому азарту, я вообразил, что сумею отделить факты от кучи несусветных небылиц, которые надеялся выудить из него с помощью виски.