Шепчущий во тьме

Вот тут-то на ум пришла самая страшная мысль, которая сломила мое самообладание и заставила меня со всех ног помчаться в южном направлении, мимо чернеющих дверных проемов и пустых окон, вдоль безлюдной страшной улицы. Ибо, вглядевшись внимательно, я распознал, что темные воды между рифом и берегом вовсе не пустынны. Всё море кишело живыми существами, которые стаями плыли к городу; причем рассмотрев даже на таком далеком расстоянии головы и конечности пловцов, я убедился, что это вовсе не люди, а какие-то диковинные твари неизвестной породы и непонятного происхождения.

Но не успел я в панике добежать до конца квартала, как откуда-то слева услышал топот ног и гортанные возгласы, а потом по Федерал-стрит в южном направлении прокатил автомобиль. В эту секунду все мои планы изменились: если южное шоссе из города уже перекрыли, надо было срочно искать новый путь бегства из Иннсмута. Я остановился и юркнул в зияющий дверной проем, радуясь, что мне повезло скрыться с освещенной луной площади, прежде чем мои преследователи запрудили параллельную улицу.

Вторая мысль была менее утешительной. Коль скоро облава устремилась в другую сторону, понятно, что они меня потеряли и просто отрезали мне возможный отход. А это означало, что, скорее всего, уже все дороги из Иннсмута перекрыты патрулями; ведь они не знали точно, какой путь я выберу. Раз так, то и бежать мне придется по пересеченной местности, вдали от проезжих дорог, – но как же это удастся, если город со всех сторон окружала болотистая, иссеченная ручьями равнина? На мгновение мне стало дурно – и из-за полной безнадежности моего положения, и от стремительно сгустившегося рыбного смрада, который точно облаком накрыл весь квартал.

И тогда я вспомнил о заброшенной железнодорожной ветке на Раули, чья заросшая травой колея на прочной земляной насыпи тянулась в северо-западном направлении от разрушенного здания вокзала по кромке высокого русла реки. У меня теперь осталась одна лишь слабая надежда, что горожане не примут в расчет этот маршрут – ведь густые заросли вереска делали заброшенную железнодорожную ветку почти непроходимым препятствием для беглеца. Мне удалось хорошо ее разглядеть из окна гостиницы, и я хорошо себе представлял окружающий рельсы ландшафт. Ближний отрезок железнодорожного полотна, к сожалению, хорошо просматривался как со стороны шоссе на Раули, так и с верхних этажей городских зданий, хотя, возможно, если передвигаться ползком по кустам, можно было проскочить этот участок незамеченным. Во всяком случае, это был мой единственный шанс на спасение, которым мне придется воспользоваться.

Углубившись в заброшенное здание, ставшее моим временным укрытием, я снова сверился с картой юного бакалейщика, осветив ее фонариком. Перво-наперво предстояло решить, как добраться до старой железнодорожной ветки. Из карты следовало, что наиболее безопасный маршрут пролегал по Бэбсон-стрит; с нее надо было свернуть к западу на Лафайет-стрит, а там обойти – но ни в коем случае не пересекать! – такую же площадь, что я недавно перешел. Потом, петляя то к северу, то к западу по Лафайет-стрит, Бейтс-стрит и Адам-стрит, можно было добраться наконец до Бэнк-стрит, которая шла вдоль скалистого русла реки. Она-то и приведет меня к полуразрушенному зданию вокзала, которое я видел из окна гостиничного номера. Я выбрал именно такой путь – через Бэбсон-стрит, – потому что мне не хотелось ни снова идти через открытую площадь, ни двигаться в западном направлении, где я непременно попал бы на такую же широкую улицу, как Саут-стрит.

Двинувшись в путь, я перешел на правую сторону в тень, чтобы дойти до Бэбсон-стрит как можно незаметнее. Со стороны Федерал-стрит еще слышался гомон многолюдной толпы. Я обернулся – и, как мне почудилось, заметил луч света возле того самого здания, откуда только что вышел. Торопясь покинуть Вашингтон-стрит, я перешел на рысь, надеясь не привлечь ничьих любопытных глаз. На углу Бэбсон-стрит я с опаской заметил, что один из домов еще обитаем, о чем свидетельствовали занавески на окнах, – но света внутри не было, и я миновал его без происшествий.