Шепоты старой усадьбы

— Подождите, — произнесла я, — а как вы думаете, что они сделают со шкатулкой, если мы ее им отдадим? — Я сделала попытку ее открыть, но Сударышева не дала.

— Аня, ты что! Это трогать нельзя, потом не оберешься… Ой, неужели ты сама стенку сломала… Боже, мне ведь отвечать, моя-то смена была официально…

Вмешался Смирнов:

— Спишем на Пунцова. Скажем, он успел сломать. Аккурат перед стеночкой мы его и скрутили. Зачем Аньке-то страдать? Всем же понятно, она это от стресса. В состоянии аффекта.

— Врать?! — Судырышева была шокирована. — Я на себя не могу взять такую ответственность…

— Так, успокойтесь все, — попыталась я примирить спорщиков, но мысленно поругала себя за то, что голос звучал все еще раздраженно, и призывать людей жить дружно таким тоном — этот как хранить мороженое в холодильнике: толка ноль, только все испорчу. — Галина Викторовна, для начала вызовете сюда охранника. А там уже будем разбираться.

Она со мной согласилась, ведь две минуты назад она же это и предлагала, и очень скоро в здании появился Борис.

— Ёксель-моксель, — затейливо выразил он свою мысль, послушав рассказ, в течение которого его рыжие усы шевелились, а сам он почесывал макушку.

— Что делать-то, Борь? — попросила Галина Викторовна его выразиться более информативно.

— Не знаю… А ты что скажешь?

— Давайте для начала посмотрим, что в шкатулке, — принялась я всех соблазнять. — Борис, вы же хотите стать завидным женихом? Никто не знает, что шкатулка найдена.

— Аня, да ты что! — заартачилась пожилая вахтерша, пока охранник сызнова почесывал затылок, а Андрей с Толей переглядывались с удивлением на лицах. — Шкатулку нужно сдать государству! В исторический музей или еще куда. Это не мы будем решать. А вот что с Пунцовым делать?

— Да ментов вызывать, — высказался Борис.

Я сделала шаг к Борису, но вдруг пошатнулась, схватилась за голову и упала прямо на него, благо он успел подхватить меня за плечи.

— Аня, что с тобой? — забеспокоился Смирнов. Ему-то что? То пытается меня выгородить, свалив вину за разрушенную роспись восемнадцатого века на Пунцова, то переживает за мое здоровье.

— Голова кружится, — голосом умирающего лебедя сообщила я, затем резко выхватила из кобуры Бориса табельное оружие и мгновенно отскочила в сторону. — Отошли все! К стене! Быстро!

Вместо того чтобы отойти, народ испуганно замер и уставился на меня в недоумении. Да что ж это такое… Я и так иду на крайние меры, а они всё еще сильнее портят. Пришлось пальнуть в стену. Все подпрыгнули и, слава богу, начали отступать.

— Вообще-то это травмат, — просветил меня Борис.

— Знаю. Знаю также, что будет, если выстрелить прямо в глаз. Летальный исход. Шагаем-шагаем…

Когда все они прижались спинами к стене, я подошла к столу и взяла шкатулку.

— Анечка, — взмолилась Сударышева, — что ты делаешь, опомнись!

— Я не Аня!

Носить чужое имя тяжело, и я была рада, что сбросила с себя этот балласт. Однако мое имя тоже начинается с «А», так что на «„А“ в кубе» это никак не повлияет. Андрей был бы в восторге, узнай он это. Но не узнает.

Я попыталась впихнуть шкатулку в рюкзак, но это было и так крайне неудобно, держа в руке направленный на людей пистолет, да еще и купленный Толей рюкзак оказался слишком маленьким для шкатулки. В итоге пришлось открыть ее и на весу высыпать все содержимое. К сожалению, его оказалось довольно мало. Как-то не такого ожидаешь от великих сокровищ, спрятанных богатейшим дворянином в тайной нише роскошного дворца. Но, к счастью, что-то серебряное мелькнуло в общем блестящем потоке золота и камней, а значит, я на верном пути.

На мгновение, когда я вернула шкатулку на стол, воцарилась тишина, которая вскоре разбавилась каким-то звуком сверху, подозрительно напоминающим шум открываемой створки окна.

Я замерла.

— Вы слышали это?

— Да, — серьезно ответил Смирнов, — Аня — или как там тебя, — он убегает.

— Нет, — с отчаянием покачала я головой, отказываясь признавать очевидное. Это было так не вовремя… Я ведь все сделала правильно. Почему теперь Бог наказывает меня, руша мои планы?

— Слушай, дорогая, мы решим все твои проблемы, — не иначе, зачитывал наизусть Смирнов монолог из какой-нибудь инструкции по переговорам с террористами. Вряд ли он искренне хотел мне помочь. Зачем ему? — Мы пока никому не звонили, никому не сообщали. Вот мы все четверо напротив тебя. Я понимаю, что что-то безумно серьезное сподвигло тебя на такой рисковый шаг. Мы это обсудим. Только для начала давай поймаем гаденыша, который своими грязными ручищами задушил восьмилетнего мальчишку.

Я громко цыкнула с досады, опустила голову и вздохнула. Что делать?

— Может, это просто ветер. Наверняка мы не закрыли окно. Стойте здесь.

Я попятилась и вскоре вышла в коридор. Все еще наставляя дуло на знакомых мне людей, я глянула вправо — там было окно, выходящее в торец, как раз под другим окном, которое использовал профессор института для проникновения во дворец. Сначала ничего не происходило, а потом я увидела локоть, движение которого указывало на то, что кто-то поспешно спускается по пожарной лестнице.