Шериф

— Валентин Николаевич! — Золовкина говорила шепотом, но все равно как-то ухитрялась пищать. — Вы не проводите меня до дома? А то я одна боюсь.

Тамбовцев подкрутил несуществующие усы и, молодцевато тряхнув седой головой, ответил:

— С удовольствием, Татьяна Александровна! — Он сложил калачиком левую руку и повернулся к ней. — Вот только… Одно маленькое «но»… Ваш муж, мой шер, он такой ревнивец… Что он скажет, увидев нас вместе?

— Да ничего не скажет, — махнула рукой Золовкина. — К вам-то уж точно ревновать не будет.

«Старая корова! Молотом — в лоб, серпом — ниже пояса. Неужели я настолько стар, что ко мне нельзя приревновать?» — с досадой подумал он, а вслух сказал:

— Спасибо за комплимент, благоуханная!

Золовкина украдкой обнюхала подмышки, от Тамбовцева это не укрылось. Он снова повеселел.

Один-один. Натуральная корова! Когда-нибудь ты поймешь, что я был самым галантным кавалером в твоей скучной жизни. Вон муженек-то твой перепугался. Не пришел тебя встретить. И только доблестный рыцарь Тамбовцев оказался настолько благороден, что согласился доставить твою тушу до дома в целости и сохранности. Когда-нибудь ты это поймешь. Но будет поздно! По сути дела, уже поздно. Мое сердце отныне принадлежит другой.

— Пойдемте, Татьяна Александровна. Она взяла его под руку, и они медленно побрели по школьному коридору. Часы на стене показывали четверть седьмого. До того момента, когда город полностью погрузился в черное, убийственное безумие, оставалось всего несколько часов.

* * *

Шериф проехал вдоль Центральной улицы и не увидел никого. Изредка на шум мотора отдергивались занавески на окнах, и за стеклом мелькало чье-то испуганное лицо, но тут же занавески задергивались снова, и лицо исчезало.

Даже собаки лаяли приглушенно: хозяева выгнали их из будок и заперли в сенях, опасаясь бешеного пса.

Хорошо. Пока все идет, как надо. Мне будет спокойнее, если все будут сидеть по домам. Пусть городок вымрет, как перед набегом индейцев, Шериф сам разберется, что к чему.

Баженов медленно катил по Горной Долине. На перекрестках он притормаживал и внимательно оглядывал переулки. Пусто! Молодец Тамбовцев! И он — тоже молодец. Версия с бешенством прокатила на «ура». Когда он на все сто пятьдесят процентов будет уверен, что город на замке, тогда выступит в сторону «дальнего» леса, чтобы перекрыть дорогу этой светящейся дряни.

Баженов доехал до конца Центральной и по Пятому переулку повернул направо, на первом перекрестке — снова направо.

Улица Ленинского комсомола была пустынна. Ни звука, ни лая, ни голоса. Впрочем, голос был. Левенталь говорил, что на сегодняшний день радио Горной Долины прекращает свою работу, а еженедельный концерт по заявкам состоится в другой день, о чем он сообщит дополнительно.

Шериф задумался. Он как-то упустил из виду это обстоятельство, не принял вовремя решение: где бы ему хотелось видеть Левенталя — дома или за пультом радиоузла? Где бы он был полезнее?

А, черт с ним. Пусть бежит домой. Все должно быть по-настоящему. Шутки закончились.

Баженов продолжал объезд городка. Проехав — от Ног до Головы — улицу Ленинского комсомола, Шериф свернул налево.

Московская. Самая тревожная, с ней всегда больше всего хлопот. Понятно, почему — из-за Белки.

Баженов прокатился мимо больницы. На крыльце — никого. Этот новый док, как его там? Пинт. Наверное, он все-таки хороший парень, не имеющий к зловещей штольне никакого отношения. Ведь он его проверил. Нормальный, живой человек. Может ссать, как все. Наверняка у него красная кровь, серые мозги и сизые кишки, как у всех нормальных людей, но ведь не будешь вспарывать живот или проламывать голову для того, чтобы убедиться в этом. Гораздо проще попросить помочиться. Всего лишь только помочиться, что он и делал со всеми приезжими вот уже десять лет подряд. И ведь никто не отказывался (а как тут откажешься, Шериф умел убеждать), правда, после принудительного мочеиспускания у людей почему-то пропадало желание ехать в Горную Долину… Но ведь это— только к лучшему, не так ли? Пожалуй, новый док был первым, кто не передумал. Видимо, ему сильно приспичило. Но зачем?

Может, есть какая-то связь между приездом Пинта и тем, что происходит в заброшенной штольне? Шериф чувствовал, что есть. Но какая? В штольне возникло свечение, потому что Пинт приехал? Тогда его надо немедленно к ногтю. Правда, пока не заметно, чтобы у нового дока имелись злые намерения… но ведь и у Микки их вроде бы не было. До поры до времени.

А может, наоборот: Пинт приехал потому, что свечение возникло? Но, опять же, зачем? И как он узнал?