Шериф

— Ну, вот и хорошо. Я рад, что мы поняли друг друга. На все сто пятьдесят процентов. — Он взял со стойки ружье и пошел к двери. С порога, не оборачиваясь, бросил через плечо: — Закрывайся, нерусь чертова. Пять минут тебе на все. — Шериф громко хлопнул дверью.

* * *

Тамбовцева он нашел на втором этаже, в ординаторской. Старый док что-то напевал себе под нос, колдуя перед открытым сейфом с медицинским стеклом, спиртом и водой, стараясь из этих нехитрых ингредиентов создать оптимальную комбинацию, примерно как сложить фигу из трех пальцев: главное — правильная последовательность, только и всего.

Мадам Золовкину он проводил быстро — невелик крюк— и вернулся на боевой пост, нести дежурство. Ну и… Для храбрости. А также — чтобы отметить дебют.

— Молодец, Николаич! Лихо ты их. До завтрашнего дня никто на улицу не выйдет. Здорово! — похвалил его Шериф.

Тамбовцев умильно улыбнулся. Он раздумывал, стоит ли предлагать спирт Шерифу. Решил, что не стоит: все-таки он при исполнении.

— Слушай, а правда… все так, как ты говорил? — спросил Баженов.

— Что?

— Ну, если бешеная собака укусит?

— Даже еще хуже. Будем здоровы! — Тамбовцев соблюдал правильную последовательность: спирт, выдох, вода.

— Ну дела… — Шериф похлопал себя по ноге. — Слушай, а где Пинт?

— Ушел.

— Как «ушел»? — От былого благодушия Шерифа не осталось и следа. Эта мгновенная перемена подсказала Тамбовцеву, что он сделал что-то не так.

— Ну… как? Я вернулся, а он… какой-то возбужденный. Говорит, можно я ненадолго отойду? Я говорю: можно. И все. Он ушел.

— Куда ушел? — Шериф перегнулся через стол. — Куда ушел? Вспоминай, сказочник несчастный!

— Не знаю… Он же не сказал. — Тамбовцев запер сейф. — Погоди. Он спрашивал меня. Говорит: где тут Молодежная улица? Я объяснил.

— Молодежная? Ты ничего не путаешь? Он спрашивал именно про Молодежную?

— Ну да. Молодежная и еще этот… — Кажется, теперь до Тамбовцева стало доходить. Он весь как-то сморщился, сдулся, словно лопнувший баскетбольный мяч. — Пятый переулок. Угол Молодежной и Пятого… Ведь это… Тот самый дом… — Он тяжело плюхнулся на стул. — Там же…

— Старый болван! — процедил Шериф, — Сиди здесь. Я — за ним!

Поди разберись после этого, враг он или друг? Чего его так тянет туда, куда не должно тянуть? Куда НЕЛЬЗЯ?

Шериф выругался. Что бы он ни делал, что бы ни предпринимал, что бы ни решил, все равно он отставал ровно на один ход. Он очень боялся, что не успеет ничему помешать. Не успеет ПРЕДОТВРАТИТЬ.

По больничным коридорам он летел так, что искры сыпались из-под каблуков его ковбойских сапог, словно разноцветные снопы первомайского салюта. Вот только на дворе стоял не май месяц. Сегодня было ДЕВЯТНАДЦАТОЕ АВГУСТА. День расплаты.

* * *

Пинт быстрым шагом шел по Московской улице. Он миновал заведение усатой Белки, оттуда доносились крики и пьяный смех.

Вот кому наплевать на все предупреждения. Самый что ни на есть бешеный пес мгновенно окочуриться, цапнув кого-нибудь из этих проспиртованных «двигателей прогресса». Ну, может, приедет Шериф, наведет порядок. Скорее всего, так и будет. Я уже видел, как он это делает. Немного резко, но… ПРОФЕССИОНАЛЬНО. Еще лучше, чем Тамбовцев вытаскивает вилки из руки.

Пинт прошел Московскую до конца и свернул в Пятый переулок. Здесь он не выдержал, огляделся — никого! — и припустил что было сил по прямой. Тут недалеко. Он пробежал один перекресток. Второй! Третий!! Наверное, если бы по соседней дорожке бежал Карл Льюис или Бен Джонсон, им бы, беднягам, ничего не оставалось, кроме как нюхать дым из его выхлопной трубы. Земли он касался через два раза на третий, расстегнутый пиджак надулся за спиной, как тормозной парашют «СУ-5», не будь его, Пинт запросто развил бы первую космическую скорость и ушел на околоземную орбиту.

На отшибе, за серым, наполовину сгнившим забором, стоял дом. Он выглядел так, словно захотел провалиться в преисподнюю, но на полпути передумал. Оскар остановился. На мокрой земле остался длинный след от ботинок — тормозной путь, убедительное свидетельство того, что по трассе он двигался с большим превышением скорости: настолько большим, что все радары зашкаливали.

Оскар подошел к калитке, но войти не решался. Давно — еще в раннем детстве — он гостил у бабушки в деревне и с тех пор усвоил, что земля, обнесенная забором, — это все равно, что городская квартира. В деревне дом начинается не с крыльца, а с калитки.

Пинт перевел дыхание и позвал срывающимся голосом:

— Лиза! Лиза!

Он постоял немного, отдышался. Изо рта вырывались огромные клубы пара, будто на дворе был не конец августа, а разгар трескучих крещенских морозов, спина взмокла, руки и ноги дрожали от напряжения. И еще — от ожидания. Ожидания чего-то сверхъестественного, почти несбыточного. И тем не менее это должно было случиться. Произойти прямо здесь и сейчас.