Шериф

— Шериф, у меня такое чувство, что мы должны многое друг другу рассказать. Вам не кажется? Потому что это, — Пинт развел руками, — ровным счетом ничего не объясняет. Все еще больше запуталось. Мне кажется, здесь что-то не так.

— Да… Здесь все не так. — Шериф присел на корточки и стал собирать с камня огарки свечей. Он легко отрывал их от шершавой поверхности и складывал в левую руку. Внезапно он побелел, покачнулся и, не удержавшись, упал на колени. — Что это? Откуда это взялось?

— В чем дело?

— Смотри! — Шериф протягивал Пинту свечку. Свечка как свечка, ничего особенного. За исключением одной детали: кто-то поставил ее на маленький кусочек фотокартона. Кусочек размером три на четыре. Сквозь капли оплывшего воска просвечивало черно-белое изображение. Баженов ногтем поддел восковые капли, от матовой бумаги они отделялись легко. Это была ТА САМАЯ фотография. Третья из шести.

— Ты что, док, голову мне морочишь?

— Нет. — Пинт замотал головой так энергично, будто хотел перепилить шею о собственный воротник. — Я здесь ни при чем. Это не я!

Они долго молчали, глядя друг на друга.

Где правда, где ложь? Где реальность, где вымысел? Кто он, тот человек, который стоит напротив тебя, — враг или друг? Все смешалось и перепуталось. И разрешить это не было никакой возможности.

Пинт дернул подбородком. Потом еще раз и еще.

Со стороны это выглядит, как нервный тик. Ну и пусть.

Вопрос, который он хотел задать, никак не мог сорваться с языка. Наконец он справился с собой:

— Что там… Написано?

Шериф медленно перевернул карточку. Прочитал.

Затем поднял на Пинта глаза. Долго смотрел на него исподлобья.

Потом он со вздохом поднялся с колен и протянул карточку Пинту.

На обороте, тем же самым почерком, что в первый и во второй раз, было аккуратно выведено: «Доверься!»

И ниже, крупными буквами: «ОПАСНОСТЬ».

— Шериф, скажите честно, — спросил Пинт, — вы понимаете, о какой опасности идет речь?

Баженов ответил не сразу. Он задумчиво курил, словно взвешивал что-то: серьезно и в последний раз. Ошибки быть не должно. У него больше нет права на ошибку.

Наконец Шериф решился.

— Сейчас, — он взглянул на часы, — четверть восьмого. Время еще есть. Немного, но есть. Поехали в больницу, док. Там Николаич… он поможет во всем разобраться. Это… — он подыскивал нужное слово, — непростая история.

* * *

Трое мужчин сидели в маленькой ординаторской на втором этаже. В комнате горел свет, занавески на окнах были наглухо задернуты.

Со стороны это напоминало совет полководцев перед решающим сражением. Или собрание заговорщиков.

Мужчины говорили тихо, внимательно прислушиваясь к каждому шороху, доносившемуся с улицы или с первого этажа.

Шериф потушил сигарету в большой черной пепельнице и тут же достал другую. — Николаич, ты запер дверь внизу?

— Ну конечно, Кирилл. — Тамбовцев помахал рукой, разгоняя клубы дыма. — Мои сосуды не выдерживают этой никотиновой атаки. Я уже восемь лет как бросил. Видимо, придется принять антидот. — Он потянулся к сейфу.

— Не усердствуй, Николаич. Нам нужны свежие головы и трезвые мысли, — предупредил Шериф.

— Тем более, — отозвался Тамбовцев, создавая привычную комбинацию. Он выпил один, никто его не поддержал. Тамбовцев сдержанно подышал в кулак и обратился к Пинту: — Ну-ну, уважаемый коллега! Так на чем вы остановились?

— Я знаю, со стороны это должно показаться странным…

— Коллега, вы повторяете это так часто, что мы начинаем думать, будто вы действительно хотите нас в чем-то УБЕДИТЬ. Вы просто рассказывайте, как было дело. Вот и все. А уж мы разберемся, что к чему.

— Это началось в марте. Я возвращался с дежурства и — случайно! — зашел в фотосалон. Фотограф с самого начала показался мне несколько… странным…

Пинт поймал себя на мысли, что самым частым словом в его рассказе будет эпитет «СТРАННЫЙ». Действительно, ему постоянно приходилось повторять: «странный», «странная», «странно» и так далее. Потому что все случившееся с ним было очень странным.

Оскар рассказал про то, как украл фотографии.

— Их было шесть штук в одной полосе. Я не удержался, взял и положил их в карман…

— Приступ клептомании, — вставил Тамбовцев. — Обычное дело.

— Но тогда я еще не знал саму девушку. Я ее ни разу не видел. И… я почувствовал, что влюбился. — Оскар развел руками, словно хотел сказать: «Ну что тут поделаешь?»

— Романтично, коллега. Одобряю.

— А через месяц я познакомился с ней. В библиотеке. Я пришел туда почитать Блюлера, а она… Она что-то искала. Какую-то тетрадь… — Пинт наморщил лоб. — Сейчас, постараюсь вспомнить…

— Да уж, пожалуйста, не пропускай ничего, док, — сказал Шериф. — Любая деталь может оказаться очень важной. Пинт потер лоб рукой.

— Она сказала: «Толстая потрепанная тетрадь в кожаном переплете… Листы скреплены черным кожаным шнурком». И еще… — Он посмотрел на собеседников. — Что такое? Что-то не так?