Шерше ля фарш

Мимоходом сдернул с прищепок просторную белую рубаху и на бегу неловко влез в нее, прикрыв свою приметную майку. Теперь преследователь, в скором появлении которого убегающий не сомневался, не смог бы узнать его по яркой красной спине.

Резко, с заносом, свернув за угол дома, он едва не налетел на дедулю в белоснежной майке-алкоголичке и сатиновых семейных трусах. Бодро хрустя коленками и ухарски крякая, деда в тени плодоносящей шелковицы выполнял приседания, а в паре шагов от него на плетеном креслице дожидалась внимания растрепанная книжка с зажатыми между страницами очками.

Убегающий притормозил и, воровато оглянувшись на пожилого физкультурника, выдернул из книжки окуляры. Их толстые, почти сиреневые линзы прекрасно скрыли синяки под глазами нового владельца!

Правда, в чужих очках он сделался слеп, как Стиви Уандер, и теперь так же, как легендарный музыкант, мог полагаться исключительно на слух. Но ожидаемых шагов за спиной все не было слышно, и беглец решил, что погони можно не бояться.

На всякий случай, путая следы, он попетлял между домами, пересек оживленную улицу и вышел на набережную. По ней за полчаса можно было дойти до любимого туристами и горожанами парка Ваке, а там бывалому человеку ничего не стоило затеряться в разноплеменной толпе.

Неудачливый посыльный не подозревал, что за грузом он отправился в неназойливом сопровождении человека, который наблюдал на ним с откровенным подозрением.

Едва курьер, спасая свою шкуру, отшвырнул пакет и кинулся бежать, наблюдатель приложил к уху мобильник и кратко доложил о происходящем.

Если бы неудачливый посыльный услышал ответ на донесение наблюдателя, то понял бы, что отнюдь не ушел от больших неприятностей.

* * *

— Прогуляешься со мной? — спросила Трошкина после ужина, основным блюдом которого стали папулины экспериментальные котлеты из фарша для хинкали.

Ничего так котлетки вышли, вкусные. Хотя я бы значительно уменьшила процентное содержание в фарше чеснока.

— Хочется подышать свежим воздухом, — просительно добавила Алка.

— Между прочим, чеснок очень полезен, в нем куча фитонцидов, убивающих бациллы на лету, — назидательно сообщила с дивана бабуля, обмахнувшись веером.

В отсутствие кондиционера полезный котлетный чеснок единолично царил в воздушном пространстве квартиры.

— Да я не против чеснока. — Алка пошевелила носиком, как мышка, и тихо чихнула.

Я вспомнила, что она, бедолага, весь день просидела дома, и мне стало совестно.

— Конечно, давай прогуляемся! Куда ты хочешь пойти?

— На набережную, если не возражаешь. — Алка вздохнула. — Здешняя набережная очень похожа на парижскую, ты не находишь? Те же гранитные берега, те же платаны ровными рядами… Если ты обуешься в кроссовки и не будешь цокать каблуками, я даже смогу представить, будто гуляю вдоль ночной Сены не с тобой, а с Зямой…

— Может, мне еще и Зяминым одеколоном побрызгаться? И за талию тебя приобнять?

— Нет, это уже будет слишком. — Подружка на всякий случай отодвинулась. — Мне вполне хватит твоих рассказов о Зямином детстве. Ты же можешь припомнить что-нибудь такое, умилительное?

— Что-нибудь такое, что умерит твою злость и обиду на взрослого Казимира Кузнецова? — проницательно предположила я. — Сказ о том, как его укусила оса, подойдет?

— Больно укусила? — кровожадно оскалилась Алка.

— Очень! И прямо в верхнюю губу! Представляешь, каким он сделался уродом?

— С удовольствием послушаю. — Трошкина подхватила сумочку. — Идем?

— Дюша, расскажи еще Аллочке про дырчатые шорты и крапиву! — посоветовала нам вслед бабуля.

— И про противогаз! — крикнул из комнаты папуля.

— И про серьги из воска! — посоветовала мамуля.

— Чувствуется, у моего мужа было очень интересное детство, — пробормотала Трошкина.

— И отрочество, и юность, и зрелость, но тебе не все рассказы понравятся, так что я ограничусь двумя первыми пятилетками Зяминой насыщенной жизни, — пообещала я, вслед за подружкой выходя из дома.

Вечерело. Солнце спряталось за кудряво-зеленой горой, похожей на гигантский кочан капусты брокколи, и растопило наконец твердое синее небо, ставшее мягким и желтым, как сливочный соус. На набережной никого, кроме нас с Алкой, не было, и я удивилась:

— Как странно, что в Тбилиси не принято гулять у реки!

— Ну, вода тут мутная, почти коричневая, это не очень красиво, — рассудила Алка.

— И пароходиков никаких нет, — не унялась я. — А ведь туристы очень любят речные прогулки!

— А пароходики тут были раньше, ниже по течению сохранились руины речного вокзала, — поведала Алка. — Но далеко они уплыть не могли, примерно в километре отсюда шлюз, и он, мне кажется, сейчас работает просто как каскадный водопад с системой фильтров. Мы скоро придем туда, и ты увидишь, сколько мусора там собирается.

— Это тот самый шлюз, к которому ты ходила, когда пропал Зяма? — уточнила я с осторожностью.

Трошкина явно делала над собой усилие, чтобы не бегать по стенам, заламывая руки и вырывая на себе свежеокрашенные волосы. Исчезновение любимого молодого мужа ее сильно тревожило и угнетало.

— Тот самый, да, — уныло кивнула Алка.