Шесть витков следствия

Варваре Степановне на вид лет шестьдесят, она невысокая, в темно-синем сарафане и в коричневом беретике. Осторожно присела на край стула. Белесые с желтизной глаза глядели выжидательно. Держалась спокойно, сказала, что работает вахтером около года.

— Внуки появились. Пенсии не стало хватать. Вот и решила поработать, пока есть силенки.

— Многих, должно быть, знаете?

— Особенно не запоминаю, но кое-кого из девчат знаю.

— С Ниной Николаевной Ветровой давно знакомы?

— Ветрова. Эта фамилия мне незнакома.

Миронов взял в руки журнал и стал его листать.

— Вы по понедельникам и четвергам работаете?

— Такой уж график. Если кто заболевает или там в отпуск уходит — график ломается.

— Вот посмотрите, в журнале немало записей с просьбой о том, чтобы позвонила Нина Николаевна.

Егорова задумчиво полистала журнал.

— Да, помню голос этой женщины, — бесхитростно сказала Варвара Степановна. — Такой резкий, крутой. Но саму ее не видела и не представляю, как она выглядит. А то, что в журнале записывала, так не только я, а и другие записывали. Комендант так внушала нам, вахтерам, — девочки должны заботу чувствовать, от дома не отрываться. Многие повыходили замуж, да не все с жильем устроены. Кто с мужем в другом общежитии живет, а кто угол снимает.

И, освоившись, понимающе посмотрела на Миронова.

— А я-то думала: чего это участковый околачивается, да еще и с помощником? Не женихаться же они приходили. По делу, значит. Меня не спрашивают — я и молчу. А поинтересовались бы — я бы сказала.

Старушка дорожила своим достоинством и с ноткой обиды заключила:

— Мне ведь скрывать нечего. Моя совесть чиста. У нас и в роду-то никого не было, кто жил бы кривдой. Эта Нина Николаевна и сегодня звонила. Я передала, что Валентина ею интересуется.

— Извините, Варвара Степановна. Мы не хотели вас тревожить раньше времени. — Миронов встал из-за стола, подошел к Егоровой. — Никаких претензий к вам милиция не имеет. За все, что вы рассказали, большое спасибо.

Вошел Симонов и положил на стол перед Мироновым протокол:

— Опять — крестики. Пятнадцать штук. Три пары сережек. Два перстня и два обручальных кольца, три браслета. Записная книжка.

— Что в записной книжке?

— Имена, телефоны.

Миронов взял в руки журнал и стал называть имена, записанные рукой Егоровой, а Симонов следил по записной книжке и говорил: «Есть».

— Так мы не запомним. — Алексей Павлович остановился. — Надо записывать. Вот тебе чистый лист бумаги. Разделим его линией пополам. В левой стороне помечай имя, которое я тебе назову, а в правой — из записной книжки.

Когда эта работа была закончена, получились солидные колонки по обе стороны разграничительной линии. Кроме того, в записной книжке было два шифра: НВЕ, ТСВ — с четырехзначными телефонами. Это, видимо, особые люди, которых Ветрова на всякий случай тщательно оберегала.

Предстояло выяснить, кто из этих лиц кроме Валентины Яблоковой являлся заказчицей и покупательницей золотых изделий у Ветровой. Кому принадлежат телефоны — частным лицам или организациям?

— Подготовь письмо и немедленно направь в Управление городской телефонной сети оперуполномоченного, — распорядился Миронов, просматривая протокол.

— Хорошо.

— А это что? — Подполковник остановил взгляд на чистом листе бумаги с оранжевым оттенком, скрепленном подписями Ветровой и понятых на уголке.

— Это, товарищ подполковник, бумага, в которую были завернуты ювелирные изделия, — пояснил Симонов. — Полагаю, на ней остались отпечатки пальцев того, кто заворачивал изделия, и того, кто передавал их.

— Неплохо.

— Я уже распорядился: дежурный возьмет отпечатки пальцев у задержанных, эксперт обработает бумагу и проведут сравнение.

— Торопишься, Николай Николаевич, всему свое время. Сначала дело необходимо возбудить, а уж потом… — Миронов нажал на кнопку и сказал в микрофон селектора — Эксперта ко мне.

Потом загадочно улыбнулся, снял трубку и набрал номер прокурора.

— Николай Степанович, есть разговор. Разрешите, мы подойдем к вам с начальником ОБХСС?

— Заходите, Алексей Павлович.

— Хотелось бы, чтобы и следователь Арева была на месте.

— Опять дело ей приготовили, поди, какое-нибудь закрученное? — посетовал Корнилов и серьезно добавил — Вроде бы она освободилась, сегодня подписал обвинительное. Крестится, что осилила «гроб», намучилась с этими приписками.

— Вот видите — крестится, а у нас как раз крестики.

— Ну, если крестики, сейчас приглашу.

В тот же день Арева приступила к допросу Ветровой. Та сидела с видом обиженной и оскорбленной. Поправляя затейливую прическу, односложно отвечала на вопросы. Прищуренные синие глаза сверкали колко.

— Нас, Нина Николаевна, в данном случае интересует все, что связано… — Арева, сделав выразительную паузу, неторопливым движением убрала бумажную салфетку, скрывавшую золотые поделки. — …Что связано с этими драгоценностями. Откуда они у вас? Кому предназначены?

— Тоже мне, драгоценности, — уклоняясь от поставленных вопросов, фыркнула Ветрова. — Смотреть не на что. Вы небось и не видели настоящих драгоценностей.