— Я хочу встретиться с Ветровой, — шмыгнул он носом.
— Всему свое время. Сейчас разговор с вами.
— Запутался я, товарищ следователь.
— Это видно.
— Сколько мне отвесят?
Арева выдержала довольно длинную паузу и сказала:
— Это уж как суд решит. Многое, естественно, будет зависеть от вашего поведения. От вашего благоразумия.
— Да, нехорошо получилось, — криво улыбнулся Микрюков. — Всю жизнь у меня все идет не так, как у людей.
— Всю жизнь, говорите? — улыбнулась Антонина Яковлевна. — Да ведь она у вас только начинается.
— Да и то, что прожито, — сплошные неприятности, куда ни кинь.
Люди по-разному относятся к своим ошибкам: одни ищут их причины внутри себя, а другие — вокруг. Микрюков был единственным сыном у довольно обеспеченных родителей. Его вкусно кормили, хорошо одевали, всячески оберегали от огорчений и забот взрослого мира. Постепенно сердце его обросло жирком сытости и снисходительного самодовольства.
— С горем пополам дотянул до восьмилетки, — рассказывал Микрюков. — Маманя протолкнула в техникум. Ушел. Разочаровался в профессии электрика…
Никаких обязанностей, никаких забот. А пустота, как известно, должна чем-то заполняться. Пил да ел. И чем больше накапливалось пустых бутылок после попоек, тем мрачнее и тяжелее становилась атмосфера его прокуренной комнаты.
И тут повстречался Петька Нагретое, одноклассник по прозвищу Утюг. Вспрыснули, как водится, встречу. Микрюков поплакался на скучную жизнь.
— Когда человек не знает, как жить, ему всегда трудно, — сказал Петька-Утюг. — Три, Вова, к носу, и все пройдет.
Микрюков побывал у Нагретова дома. Занял денег, потом еще и еще. А отдавать было нечем. И тогда однажды Нагретое предложил ему выгодное дело. Микрюков не отказался. И потекли в карман трешки, а там и красненькие. Тут подвернулась Ветрова. Микрюков ушел из дома, сорвался с работы. И пошла наперекосяк его и без того нескладная жизнь.
…Микрюков умолк. Выговорился хотя и сумбурно, но ничего не скрыл, рассказал про себя все, как на исповеди. И сразу весь как-то поблек, осунулся. Лицо его перестало расплываться в усмешке и стало жестким, отчужденно-сосредоточенным.
— Скажите, когда вы в последний раз виделись с Нагретовым? — спросила Антонина Яковлевна.
— Позавчера, — ответил Микрюков.
— Где?
— Я заходил к нему домой: он приболел. А сегодня должен принести ему выручку.
— И сколько же вам перепадает?
— Десять процентов от реализации.
Арева прикинула в уме и продолжала:
— Значит, вы имели дело только с Нагретовым?
— Да, только с ним.
— Как связывались?
— По телефону.
— «НВЕ». По этому шифру.
— Да.
— А другой — «ТСВ»?
— Телегина. Но я на него не выходил. Этот вариант — на крайний случай.
— Ветрова тоже с ними знакома?
— Нет.
— Как же оказались шифры в ее записной книжке?
— Я сам зашифровал. Указал начальные буквы фамилии, имени, отчества. А из номера телефона записал последние четыре цифры, первые же вынес на верх странички.
— О чем вы обычно говорили по телефону с Нагретовым, перед тем как встретиться?
— Я говорил, что буду через такое-то время, у меня все в порядке.
— Зашифровывая отдельные действия, вы, видимо, понимали, что вас ждет?
— Конечно. Нагретое предупреждал, что если я его заложу, то он со мною рассчитается.
— Могли ли вы прийти к нему без всякого предупреждения?
— Нет, это исключено. Я должен предварительно позвонить по телефону и после некоторых условных действий подняться на этаж и позвонить в двери.
— Какие условные действия у вас с ним выработаны?
— Когда я звоню, трубку он снимает только после восьмого гудка. Я должен ему показаться из-под арки дома напротив, помахать рукой и сразу же перейти улицу. В квартиру звонить: три длинных и два коротких звонка.
Арева схитрила:
— И чем вы это можете доказать?
Микрюков запальчиво сказал:
— Я готов все проделать. Позвонить, помахать, подняться на этаж…
Он не окончил фразу, вздохнув:
— Я не намерен один по этому делу париться.
Арева не стала больше его испытывать.
— Хорошо, Микрюков, — сказала она. — Вот вам бумага, напишите все, что рассказали.
Когда Микрюкова увели, Антонина Яковлевна набрала номер телефона начальника районного управления милиции Миронова.
— Значит, есть основания для производства обыска? — выслушав следователя, спросил Миронов.
— Безусловно, есть.
Но у Миронова возникли сомнения.
— Установлено, что насечки на золотых изделиях выполнены алмазной фрезой, — сказал Алексей Павлович. — А Нагретое и Телегин, по нашим данным, этим инструментом не владеют и не пользуются…
— Хотите сказать, что нужно искать третье лицо? — спросила Арева.
— Нет, Антонина Яковлевна. Я думаю о другом: не повредят ли обыски делу?
Но Арева была настроена решительно:
— Повредят или не повредят, а делать их надо. Сегодня Микрюков должен быть у Нагретова с деньгами. Значит, уже одно это нас торопит. И еще вот что. Микрюков сказал, что у Нагретова в кухне мусоропровод. Понимаете, Алексей Павлович, на что он намекнул?
— Понимаю.
— Ждать нельзя. Надо действовать. А что касается третьего лица… — Она помолчала. — …То на него выйдем через Нагретова и Телегина.