Шестая Эра. Поверхность

— Чтоб им провалиться, тварям …реновым! Б…! Такие мелкие, а такие тяжёлые!..

— А, ничего. Ладно, останавливаемся здесь. Жаль, нельзя их разделывать там, у нас внутри — а то вонять будет так, что жить не сможем. Ну, дня через три, я имею в виду. — он поправился, видя её недоумённый взгляд, — Неси с бота ещё плёнки, и не забудь кирку и лопату — шанцевый у нас в порядке, я уж смотрел. А я пока наточу нож.

Нож точить он, конечно, не стал, а занялся пока сортировкой. Вскоре подошла и Пенелопа.

Кусок плёнки Роджер расстелил в доброй сотне шагов от их «дома», и сверхострому десантному ножу, который он отобрал ещё у давешней сердитой охраннцы бота, пришлось действительно поработать. К концу экзекуции, когда горка внутренностей, голов, и шкурок достигала чуть ли не его колена, позеленевшая и помрачневшая Пенелопа, помогавшая в основном тем, что держала тушки, чтоб не скользили, пока он разделывал их на одном из упавших стволов, и высказывавшая разные пожелания и комментарии в их адрес, сделала совсем уж кислую мину:

— Роджер! Как ты это сделал? Я хочу сказать — как тебя не стошнило?

Роджер оказался действительно огорошен:

— А почему это меня должно было стошнить?! Для охотника разделка добычи — вполне обычный, и даже обязательный ритуал. Почётный, можно сказать. Ну, для нормального охотника, а не такого, который заплатил колоссальные бабки, выстрелил в слона или там, тигра, сфотографировался на его фоне для выпендрона перед друзьями, поставив ногу на голову или бивень, и на этом успокоился. Поскольку всё остальное, типа вырубания бивней для развешивания над камином, или сдирания шкуры для подстилки в кабинете, доделывают наёмные проводники, шерпы, и прочие егеря природного заповедника.

— Да, это-то я понимаю, — она дёрнула плечом, — Я про то, что тут столько кровищи, кишков этих сизых и скользких… Хвосты, вонючая шерсть эта поганая… Ф-фу.

Не мерзко?

Он посмотрел на неё. Вздохнул:

— Мерзко. Но есть-то нам надо? А это — мясо. Настоящее, а не какой-то там тухлый эрзац. Тут — всё натуральное

. Протеин. Белок. Жиры. — он утёр пот со лба тыльной стороной предплечья, — Ладно, мы закончили. Теперь давай-ка я вырою яму поглубже, да закопаем всю эту требуху. Нам нельзя допустить, чтоб она воняла, и кто-нибудь захотел разрыть.

Копание ямы, пусть и в почве-перегное, что имелась на дне их «колодца» оказалось задачкой не из лёгких. Во-первых, под более-менее оттаявшим слоем у поверхности, вскоре встретился промёрзший за три века слой — чуть ли не вечной мерзлоты. Правда, его преодолели с помощью кирки за час — Пенелопа решила было не отставать, и тоже минуты три махала орудием землекопа. После чего сказала:

— Я выдохлась. Да и о ребёнке надо подумать. — после чего огладила себя по животику, и присела шагах в пяти на одном из поваленных стволов.

Роджер усмехнулся:

— Подумать-то, конечно, надо. А как ты узнала? Две полоски, что ли, вылезли?

— Ты это о чём?

— А, ну да, откуда же вам бедолагам об этом… — он рассказал, какими методами проверки на «залёт» пользовались женщины его времени. Пенелопа фыркнула:

— Вот уж — старьё какое! Сейчас на Станции могут на сканнере определить уже на третий день!

— Ну, положим, сканнера у нас нет. А вот определить… Не раньше, чем на десятую-двенадцатую неделю. Когда начнёт подташнивать. И воротить от запахов.

— А-а, ну это-то я знаю. Проходили в школе. На начальном этапе, так сказать.

— О! Заинтриговала. А у вас есть и школа? И, небось, что-то вроде детсадов?

— Нет, скорее — яслей. Там всех младенцев из одной партии воспитывают и обучают вместе. Ну, примерно до пяти лет. Потом — уже по специализации. Ну, ты же видел в «Истории», которую… э-э… позаимствовал у любимой Дианы. Кто-то больше тяготеет к технике, поэтому вот таких как я — и ведут и учат как инженерный персонал: физика, математика, механика, геометрия да сопротивление материалов всякое…

А кто больше ориентирован на какие-то общие… Ну, типа, как их раньше называли, гуманитарные, предметы — тех и направляют. В медицину. Кулинарию. Швейный цех. Оранжерею… Ну, и, само-собой — рожать!

— Погоди-ка, — Роджер, сделав перерыв в махании и долбёжке, выпрямился, кое-что дотумкав, — Так тебе, как работнику инженерной службы, рожать — что? Не светило?!

— Нет. Такое — для избранных! Тех, кто физически здоров. Пропорционально сложен. Красив. — от Роджера не укрылось, как остренькое плечико под комбинезоном дёрнулось, — И не заморачивается глубокомысленными размышлениями. Да всякими нравственными терзаниями.

— Что?! — после последних слов у Роджера сама-собой отвалилась челюсть, и пришлось хлопнуть по ней рукой, чтоб встала на место. — Уж не хочешь ли ты сказать, что в матери, так сказать, производительницы — отбирают самых… Здоровых и тупых?!

— Именно так. Считается, что моральная устойчивость и физическое здоровье носительницы будущего члена нашего сообщества имеют приоритет над интеллектуальностью, склонностью к технике, и разным творческими порывами, и всяким «умным» специализациям.