Шестиклассники

Елена Максимовна показала длинные узенькие полоски бумаги — гранки. Буквы были отпечатаны только на одной стороне гранок, обратная сторона их была чистой. Завтра в газете поместят статью Елены Максимовны о революционном движении в Сибири. За этими гранками Елена Максимовна и ходила сейчас в редакцию, чтобы просмотреть их перед печатью.

Ребята с интересом разглядывали гранки. Внизу стояли фамилия Елены Максимовны и слова: «Член КПСС с 1915 года».

Елена Максимовна сказала, что вечером шестого ноября она идёт на торжественное заседание в Опер­ный театр — ей уже прислали билет, а пятого но­ября и шестого утром она свободна и с удовольст­вием побеседует с ребятами обо всём, что их ин­тересует.

Ребята договаривались, когда лучше провести сбор, а Лёня тихонечко выбрался в коридор, шмыг­нул к себе и, отыскав в тумбочке среди всяких железок отвёртку, прокрался к двери.

Но едва он прикоснулся отвёрткой к замку, дверь от Елены Максимовны открылась и в коридор вы­шла Аня.

— Починить решил? — без всякого удивления спросила она.

— Да надо вот…

— А ты потом. Сейчас Зайцев фотографировать всех хочет. Пошли.

— Аня! Аня! — донеслось из комнаты Елены Максимовны.

— Где же вы? — раздался голос Зайцева, и сам Зайцев с аппаратом в руках тоже выглянул в ко­ридор. — Ого! — Он увидел, как Лёня подкручивает шурупы. — Срочный ремонт?

Он приблизился с (аппаратом, у которого уже был снят колпачок с объектива, и пощупал замок.

— Так не пойдёт, — покачал он головой. — Тут капитально требуется. Эти винтики уже не помогут. Видишь, как ёрзают, — гнёзда износились. Всё на­до снимать.

— Фотограф, фотограф! — закричали нетерпе­ливо из комнаты. — Сам пропал!

— Пошли! — махнул рукой Зайцев и бросился в комнату.

Ребята уже сгрудились напротив окна, посадив в центре Елену Максимовну. Лёня и Аня пристрои­лись сбоку.

— Внимание! — Эдик начал наводить аппарат.

— Моргать можно? — спросил Возжов.

— А я вам скажу, — вскочила со стула Маша, размахивая руками.

Эдик щелкнул затвором.

— Снял? — у Гусевой округлились глаза. — Я же махала.

— Ничего. Так и напишем: Маша Гусева зовет Елену Максимовну на отрядный сбор!

Все засмеялись.

Провожая ребят, Елена Максимовна приглашала:

— Ещё заходите.

— Обязательно придём, — заявили девочки. — Мы вам по хозяйству поможем!

— Небольшое у меня хозяйство, — улыбнулась Елена Максимовна.

— Всё равно!

— До свиданья, до свиданья!

В квартире стало необычайно тихо.

— Хорошие у вас ребята, — похвалила Елена Максимовна.

— Хорошие, — согласился Леня.

— А ты что здесь стоишь?

— Да вот…

— А-а-а… Ну-ну, — кивнула она и ушла к себе.

А Лёня продолжал стоять, глядя на замок. Правильно сказал Зайцев: надо всё делать ка­питально!

И он принялся отвёртывать шурупы.

Он возился с замком долго — разобрал, прочи­стил, смазал, даже спилил пластинку, которая ока­залась слишком большой, потому что стёрлась в этом месте исщеплённая шурупами дверь.

Зажав пластину коленями на углу табуретки, он с силой водил по ней стареньким напильником.

В школе на уроке труда любой миллиметр желе­за срезался быстро. А сейчас приходилось изрядно попыхтеть. Но почему-то никогда прежде, держа в руках самый первоклассный инструмент, не испы­тывал Лёня такого удовольствия, как сейчас.

С таким же упоением он недавно строгал у Возжова рейки. Но дерево легко поддавалось, и, скру­чиваясь, быстро ползла из рубанка, как живая, смо­лянисто-пахучая длинная лента стружки. И рубанок пел басовито-уверенно: «Вжик! Вжик!»

А сейчас напильник тоненько верещал, словно указывая, где ещё надо провести по пластинке: «Вз, вз! Здесь, здесь!»

И опилки едва сыпались невидимой струйкой, почти не увеличивая серый налёт на краю табу­ретки. Но Лёню захватил азарт: «Спилю, спилю! Осилю!»

«Вз! Ещё здесь! Вз! Готово!

Теперь берём, приставляем. Подходит! Даёшь шурупы! Привинчивай! Ага! Дверь захлопнута!

Ключ повёрнут! Ура!»

Измазанный, растрёпанный, но очень доволь­ный, Лёня стоял и хло­пал дверью.

— Что такое? Что? — выглянула обеспокоенная Елена Максимовна.

И он, сияя улыбкой, ответил ей:

— Замок починен, Елена Максимовна, капи­тально!

Глава 37

ЦЕНА — РУБЛЬ СОРОК

К утру выпал снег. Он лежал на земле, на крышах домов и на ветках деревьев изумитель­но чистый, ослепляющий белизной. Сквозь стекло окон как будто чувствовалась холодная свежесть исходящая от него. Сибирская зима!

Бывший кубанский казак Стасик Гроховский, накинув пальто, кубарем выкатился во двор, зачерп­нул обеими руками сыроватый снег и кинул в за­бор. Расплющился колобок, полетели в разные стороны брызги, но осталась на заборе белая отме­тина — прилип снежный бугорок.

Стасик бросил снова и снова!

Воздух был удивительно прозрачен. Легко ды­шалось, и отчетливее, чем обычно, слышались чьи-то голоса, звонкие выкрики мальчишек, которые где-то поблизости тоже наслаждались первой игрой в снежки. Или мастерили снежную бабу. Доноси­лась музыка… Воскресное утро, принаряженное бе­лым снегом, выглядело по-настоящему красивым.

Только после третьего маминого напоминания Стасик вернулся в дом, раскрасневшийся и возбуж­дённый.