– Прошу вас, проходите.
Девушка съежилась и застыла на пороге.
– Ну что же вы, милая барышня?
– Вашу гостью, Савва Иванович, зовут Элла Ковалли, – подсказал фон Бекк, расчехляя и готовя аппарат к работе.
– Я не стану заходить, – чуть слышно выдохнула циркачка.
– А что так? – округлил и без того круглые глаза Савва Иванович. – Разве я вас, мадемуазель Ковалли, чем-то обидел?
Гимнастка замялась и неуверенно произнесла:
– Нет, просто… Хотя…
Она решительно шагнула в глубь прихожей, и, помогая даме раздеться, Мамонтов расплывчато заговорил:
– Мадемуазель Ковалли, Герман фон Бекк, как вам, должно быть, известно, снимает фильмы. И вам, я полагаю, отведена в его новой фильме главная роль. Герман Леонидович попросил предоставить для съемок этот дом, очень похожий на тот, о котором говорится в сценариусе. Пойдемте со мной, я покажу вам одну любопытную вещь.
Хозяин поднялся на второй этаж, провел гостей по коридору – при этом фон Бекк крутил ручку кинокамеры – и толкнул дверь кабинета. Камера сумела запечатлеть изумление, отразившееся на лице Эллы Ковалли в тот момент, когда девушка увидела свою вылепленную копию. Мастерски выполненная головка из еще не до конца обсохшей глины возвышалась на постаменте посреди кабинета, и фон Бекк не мог не признать, что Савва Великолепный и в самом деле блестяще владеет искусством художественной лепки.
– Лепил по памяти. Правда, похоже? – горделиво приосанился Мамонтов.
Он улыбнулся, как довольный кот, и сделал шаг в сторону, давая обозреть свое творение со всех сторон. Элла побледнела и тихо проговорила:
– Что это значит?
– Видите ли, мадемуазель Ковалли, – снова взял Мамонтов инициативу в свои руки, – в прошлую пятницу в окно вот этого самого кабинета впорхнула прекрасная незнакомка и похитила из стола принадлежащий мне паспорт. Я спал на диване, но от движения в комнате проснулся и увидел ее лицо. И воспроизвел по памяти.
– Память может вас подвести. Моими афишами заклеены все тумбы этого города.
– Это не все. Спрыгивая в сад, похитительница сломала розовый куст и, должно быть, поранила ногу. Не будете ли вы так любезны пройти на кухню и продемонстрировать лодыжки моей кухарке? Если на них не будет царапин, клянусь, я принесу вам свои самые искренние извинения.
Девушка мрачно взглянула на мужчин и тихо проговорила:
– К чему разыгрывать спектакль? Я и в самом деле была здесь в пятницу и взяла ваш паспорт.
– И что вы с ним сделали?
– Отдала тому, кто об этом попросил.
– Вы назовете его имя?
– И не подумаю.