– Тогда мы отвезем вас в участок, – строго сказал фон Бекк. – И вряд ли вам поможет ваше громкое имя.
Гостья замялась и нехотя прошептала:
– Хорошо, я скажу. Господин фон Бекк, вы с ним знакомы. Меня просил Вилли.
– Кто такой Вилли? – заволновался Мамонтов, оглядываясь на фон Бекка.
– Цирковой. Как и я. Выступает под именем Буффало Билл. По-настоящему его зовут Артем Пузырев.
Савва Иванович вскинул брови, еще больше сделавшись похожим на пожилого филина, и с удивлением спросил:
– Артем Пузырев, или как там его? Попросил, и ради него вы пошли на преступление?
– Да, – просто ответила гимнастка. – Я не смогла бы ему ни в чем отказать. Вы его не знаете. Он страшный человек. Я уже жалею, что назвала его имя. Он меня убьет. Как убивал других. Вы даже представить не можете, как я его боюсь! Вилли следит за каждым моим шагом!
Девушка обернулась к фон Бекку и взглянула на него исполненными ужаса глазами:
– Вилли думает, что я вами увлечена. И он вам этого не простит.
– Голубушка, не нужно преувеличивать опасность, мы вас в обиду не дадим, – оптимистично заметил владелец кинофабрики.
– Откушаете пирожков с вязигой? – радушно предложил хозяин дома.
– Благодарю, я не голодна.
И, обернувшись к фон Бекку, сердито топнула ногой:
– Господин засъемщик! Полагаю, что вы узнали все, что хотели? Ну так хватит уже крутить вашу ручку! Уберите аппарат и отвезите меня туда, откуда увезли!
Мамонтов самым любезным образом проводил их до дверей и усадил в машину. Герман вырулил на середину улицы и только собирался тронуться в сторону Цветного бульвара, как из подворотни на полном ходу вылетел белый кабриолет и со страшным грохотом врезался в их авто. От направленного в ее дверь удара гимнастка стукнулась головой о приборную доску, а сам водитель лишь ткнулся носом в руль. Выбравшись из салона, фон Бекк устремился к белой машине, уже зная, кого увидит за рулем.
– Подлец! Изменщик! Чудовище! – голосила разъяренная Конкордия. – Думаете, я не знаю, что вы купили сегодня тот фермуар! Купили потому, что он мне очень нравится! Вы хотели подарить его этой тощей змее! Сами говорили, что не будете снимать в кино худых чернявых, а сами опять! Думаете, я не слышала, как вы с гимнасткой из цирка утром сговаривались о съемках?
Пораженный, фон Бекк застыл в недоумении, глядя на беснующуюся любимую. На губах ее пузырилась пена, в глазах плескалось безумие.