– И знаете, как это выяснилось? Я позвонил господину Гурко, редактору газеты «Шершень ля фам», думая дать объявление, поместить снимки бедняжки на первой странице и разыскать ее родню. Примчался господин Гурко и узнал в пациентке свою сотрудницу Сашу Ромейко. Потом девица пропала во время поездки на север, а ехавший с ней в одном купе журналист Кузьма Ильич Оглоблин по возвращении из Архангельска попал к нам в санаторий на лечение. Оглоблин уверял, что бедовая девица заранее знала о своей судьбе. У Саши Ромейко, дескать, был эскиз картины Врубеля – шестикрылый серафим. И если на обратной стороне этого эскиза карандашом нарисовать кого-нибудь и произнести пророчество, оно непременно сбудется.
– Это несерьезно.
– И я говорю. Так что бы вы думали? Недавно приходит ко мне молодой человек, огненно-рыжий. Называется Артемом Пузыревым и желает навестить пациента Оглоблина. Я смотрю на юношу и не могу понять – кого-то он мне напоминает, а вот кого – никак не вспомню. И вдруг – будто вспышка озарила. Ну конечно! Саша Ромейко! Я у парнишки и спрашиваю – скажите, вы не родственник пропавшей журналистки?
– И что же он вам ответил? – напрягся фон Бекк.
– Сказал, что сын. Вы понимаете? Это фельетонистка Артемом этим самым Пузыревым была беременна, когда я ее в свое первое дежурство осматривал! Я обрадовался, что девица не погибла, хотя все газеты писали, что это, скорее всего, именно так. Само собой, стал расспрашивать. Юноша Пузырев пояснил, что матушка отстала от поезда, заблудилась в тундре, попала к самоедам, и он, Артем, родился уже в стойбище. Матушка недавно умерла, а он уехал с севера и теперь ищет тех, кто был с ней знаком. Потому и хочет повидать господина Оглоблина. Ибо Кузьма Ильич последний, кто разговаривал с его родительницей до того, как она отстала от поезда.
– Да, история и в самом деле примечательная. А кто же отец? Вы, случайно, не знаете?