Шестикрылый серафим Врубеля

Допив кофе, Герман вышел на воздух. Стояло неяркое летнее утро, рассеянные лучи скользили по сочной листве. Наступая на ажурные тени акаций, Герман двинулся по вымощенной камнем дорожке к съемочному павильону. И еще на подступах услышал плачущий голос Доната:

– Да поймите же, Прасковья! Вы – кухарка! Простая кухарка!

– Что ж тут не понять? Кухарка и есть.

– А что же держитесь, будто герцогиня? Откуда в вас эта заносчивость? Откуда этот снобизм? Вы смотрите на хозяйку, как солдат на вошь!

– Да потому, что я ее предам, а она того не знает. Глупая она, хоть и строит из себя.

Фон Бекк вошел в павильон и увидел, как изображающая баронессу девчонка из швейного цеха, давясь от смеха, старается принять вид смиренный и кроткий, как прописано в сценариусе. Прасковья же Макаровна держится дерзко и с вызовом – стоит подбоченясь, говорит с апломбом. Заметив фон Бекка, новоявленная актриса раздраженно заговорила:

– Это что же, Герман Леонидович, такое! Так и будет ваш помощник в хвост и в гриву меня гонять? Я не девчонка, я играть приехала.

Приходилось признать, что кухарка была бездарна и деревянна, как дубовая колода. И, при всем своем внешнем сходстве с Конкордией, совсем не была актрисой. Все было плохо. Очень плохо. Фон Бекк, нахмурившись, двинулся к репетирующим и сухо проговорил:

– Спасибо, Донат. Довольно. Отвезите Прасковью Макаровну домой.

Кухарка насупилась и злобно прошипела:

– Чего это? Не ко двору пришлась?

– Прошу вас, – настойчиво повторил фон Бекк.

Насупив брови, баба двинулась на фон Бекка и с угрозой в голосе проговорила:

– Это как же прикажете понимать? Я, может, уже расчет на кухне взяла. Куда мне теперь?

– Не беспокойтесь, я вас устрою.

– Кухаркой? – обрадовался Донат.

– А хоть бы и кухаркой, – хмуро обронил владелец кинофабрики. – Шалевич жаловался, что некому готовить. Сейчас я все решу.

Фон Бекк приблизился к стоящему на полке телефонному аппарату и покрутил ручку, вызывая станцию.

– Барышня, – проговорил он. – Соедините с Чурилиным из сыскного управления.

Помолчал, ожидая ответа, и, как только услышал на том конце провода знакомый голос, быстро заговорил:

– Василий Степанович, фон Бекк беспокоит. Ротмистр далеко?

– Болеслав Артурович оформляет труп.

В груди фон Бекка сжалось от нехорошего предчувствия, и он казенным голосом спросил:

– Чей труп?