В управлении оформляли дело о двойном убийстве в доме издателя Гурко. Тягостный опрос слуг ничего нового не дал. Слуги повторяли одно и то же – князь Соколовский неизменно находился взаперти, Петр Петрович никого к нему не допускал, и прислугу удивило, когда в окно к князю Владимиру Андреевичу проник юноша Пузырев. Показания записывал агент Кабельдин. Чурилин и фон Бекк пили за шкафом чай с баранками. За чаем Герман поведал об откровениях циркачки.
– В одном она права, глаз у вас, дорогой вы мой, как говорится, замылился, – согласился сыщик.
– Может, и так, не знаю, – пожал плечами Герман.
Каждый взял по баранке и углубился в свои мысли. Чтобы как-то скрасить тягостное молчание, фон Бекк проговорил:
– Как поживает кухарка?
– Прохода не дает, – хмуро поделился Чурилин. – Я провел небольшое расследование и выяснил, что девица ходила к гадалке и та нагадала, будто бы через меня Прасковья обретет свое счастье. Ну Прасковья и старается. Это какой-то кошмар. Хоть бегом из дома беги.
– Н-да, ситуация. Хотите, подвезу вас домой?
– Даже не знаю, удобно ли…
– Еще как удобно.
У дома Чурилина прохаживался дворник и стояла, широкой спиной прижавшись к стене, дородная румяная девка, невероятно похожая на Конкордию. От неожиданности фон Бекк даже зажмурился. Но, открыв глаза, снова убедился в поразительном сходстве девицы с беглой возлюбленной. Это меняло все. Донат Ветров с нетерпением ждал начала съемок, но поступок Конкордии лишал кинофабрику возможности к ним приступить. В голове фон Бекка тут же возник план. Заметив Чурилина, сдобная красавица сделала шаг вперед и зарделась.
– Доброго здоровьичка, Василий Степанович, – стыдливо потупив глаза и прикрыв рот углом посадского платочка, напевно проговорила она. – Я шанежек спекла, сей же час занесу.
– Благодарю, Прасковья Макаровна, не стоит затрудняться, – буркнул Чурилин.
– Нет, отчего же, пускай занесет, – выбираясь из-за руля, разрешил фон Бекк.
– Можно? Да? – обрадовалась дева.
И неспешно поплыла к черному ходу.
– Это еще зачем? Что вы раскомандовались? – насупился Чурилин.
– Прошу вас, Василий Степанович! Только не мешайте мне, и я, клянусь, навсегда избавлю вас от притязаний этой особы.
– Что-то не верится.
– И все-таки я попробую.
Поднявшись на свой этаж, Чурилин распахнул дверь квартиры и сделал приглашающий жест. Фон Бекк прошел в гостиную и уселся за рояль. Откинув крышку, взял несколько звучных аккордов, и, когда стукнула входная дверь и запахло выпечкой, обернулся и, глядя на вошедшую кухарку, проговорил: