– Так вот, студент. Мы здесь… э-э… ну не совсем легально, что ли. Мотя, конечно, про меня знает, но после Моти сюда уже столько народу привалило! И начальство тоже…
– А-а! – догадался я. – Не хотите меня светить? Киднеппинг, все дела?
– Ты это… брось тут свою иностранщину разводить. Пересидим криминалистов, свалим, тогда и позвонишь. От Моти, с опорника.
– Вот уж увольте!
Вспомнилось: «А ну, закрыли свои пасти, засохли все!», и «демократизатором» – хрясь! – по столу. А то и по уголовной спине – хрясь! И еще раз – хрясь! Хрясь!..
Я поежился.
Мотя… обормотя.
А Пистолет, выходит – тю-тю.
И снова передоз, если Аниськин с Мотей-демократизатором не ошибаются. Я попытался восстановить свой вчерашний разговор с панкующим барменом. Вплоть до беспредела с монтировкой. Вроде все ясно и понятно: я наехал – он испугался. Я еще его подраконил, он вообще выпал в осадок. После чего и всосал допинг. Мой, между прочим. Так и не попробую никогда этого зеленого пойла! А оно, надо думать, забористое, если клиент за железкой потянулся в качестве крайнего аргумента. Последний довод королей!
И что произошло после?
Имеется в виду – после попытки умерщвления моей персоны?
Снова допинг? Теперь уже для релаксации. Переборщил, малыш, на радостях? Или… после абсента что-то не так пошло? В химическом смысле. Перенакопились, скажем, старые дрожжи в расшатанном излишествами прыщавом организме. И… допанковался болезный секс-пистолс Мценского уезда.
Все вроде так, но… кое-что и не так.
С Пистолетом – версия прокатывает. А с дочкой Аниськина? Она ведь, по рассказам отца – не хроническая наркоша. Баловалась только, трафаретики рисовала у себя на девичьей груди. Этакий рафинированный протест благополучной советской молодежи. С ней передоз мог приключиться лишь в случае… подставы? Ну да. Неофиты дозу себе сами не начисляют. Они ее уже получают готовой и, можно сказать, – относительно безопасной для здоровья. Да и тертые нарики редко вмазываются сверх нормы. Если и делают это, то в основном с целью суицида, не от жадности. Танк в гараже для «Запорожца» не припаркуешь. А еще это может случиться, если нарика… подставляют.
Зачищают, иными словами!
Ого.
Вон куда меня вынесла интенсивная мозговая деятельность после монтировочной стимуляции!
А я даже больше скажу – передоз можно вызвать и не… передозом. В смысле – без чрезмерного увеличения количества отравы. Потому что количество в теории марксизма-ленинизма рано или поздно переходит во что? Правильно! В качество. Эти доморощенные наркохимики запросто могут сварить бурду, выражаясь научно, повышенной интенсивности эффекта на единицу массы продукта. Недаром – Аниськин не даст соврать – новую партию варева всегда испытывают на прикормленных с этой целью отбросах общества.
Или – у меня по коже побежали мураши размером с тараканов – на неофитах!
Кем и была дочь Аниськина.
И снова круг замкнулся – со звонким и болезненным щелчком внутри черепной коробки, где-то в районе затылка. И ведь не проходит же, болит голова… Где обещанная повышенная регенерация? Эй, кто меня сюда закинул? Природа? Всевышний? Диана? Возвращайте мне то, что положено по праву! А то…
Я остановил свой раздраженный взгляд на Шурике. Теперь – с ним.
– Саша, – позвал я вкрадчиво, – как родственнички твои? Дождались помощи?
– Какие родств… А! Родственнички? Ага, дождались. Помог. Да.
– А скажи мне, Саша. Зачем ты Толику, ныне покойному, мою фамилию называл? А?
– Я?
– А кто еще?
– Так я… не называл.
– А откуда тогда он ее знает? – Я даже голос слегка повысил непроизвольно от возмущения. – Знал!
Спаситель спасителем, но зачем же так нагло выкручиваться?
– Тише, студент, – забеспокоился Аниськин. – Уже снимаются. Обидно будет, если…
– Ладно. Потом поговорим. – Я погрозил Сашке кулаком. – Спаситель.
Он как-то странно на меня посмотрел.
Да что с ним такое?
– Сейчас отъедут – пойдем ко мне, – не терпящим возражения голосом распорядился Аниськин. – Тут рядом. И домой звонить от меня будешь. От Моти не надо. Он хоть и кореш, но я сейчас важного свидетеля скрываю от следствия. А это, молодые люди, уголовка. Слышь, Егорочкин? Рот на замок! И чтоб ни-ни.
Сашка заполошно закивал головой.
– Еда хоть есть у тебя? Что-то я… аппетит вроде нагулял.
– Найдем. Накормлю. Вот там на сытый желудок мне все подробно и расскажешь. Сейчас, чтоб время не терять, вспоминай детали: кто где стоял, куда смотрел, какие слова ртом выговаривал. Все до мельчайших подробностей.
Да-да, он прав.
Я попытался плотнее углубиться в свои собственные воспоминания. И что-то там было… нарушающее цельную картину мира. Что-то меня беспокоящее. Словно мелкий камешек в ботинке. Словно комар ночной, мерзко зудящий в темной комнате. Какая-то пустяковина. И то, что вываливается из сферы криминально-наркотических заморочек.
Не вписывается.
– Все. Можно идти.
– Класс!
– Тише. Не прыгайте. Двигаемся спокойно и уверенно. Шуметь не надо. Но и оглядываться во все стороны каждую секунду не стоит – можно подозрение вызвать у команды. Мы – криминалисты. Отстали от группы. Пошли!
Мы гуськом потянулись из медпункта в сторону выхода.