Через две минуты Маша уже отрабатывала старт и, как всегда, без особого успеха. Новичок переоделся и вышел из раздевалки как раз тогда, когда инструктор хотел проверить, как обстоит дело со стометровкой у последней пятерки ребят, вернее, у четверки.
— Молодой человек, — строго сказал инструктор, — если вы будете так медленно все делать, то бегуна из вас не получится. Надо быстрее двигаться. Становитесь на дорожку.
Новичок спокойно посмотрел на инструктора, улыбнулся и занял место в пятерке.
— Вы когда-нибудь бегали? Старт знаете?
— Пробовал…
— Хорошо. Сейчас побежите, как сумеете, потом покажу, что и как.
После нашей группы должна была тренироваться другая, и мы уже «заедали» ее время. Инструктор торопил.
— На старт! Внимание… Марш!
Новичок ушел со старта последним, у него скользнула нога. Ребята оторвались от него сразу. Но не долго они шли впереди. В следующие две секунды он их догнал, потом обогнал и финишировал тогда, когда они прошли только три четверти дистанции.
Наверно, секундометрист только в силу долголетней привычки нажал на секундомер и засек время, так он был удивлен. Я сидел близко от него и, честное слово, видел, как он часто-часто заморгал, когда посмотрел на секундомер. А мы с таким же удивлением посмотрели на новичка. Он вернулся с финиша и, как бы оправдываясь перед инструктором, сказал с усмешкой:
— Вот история, чуть было на ровном месте не упал…
Наверно, он даже не замечал того, что мы все были поражены, не понимал того, что пробежал стометровку с замечательным результатом. Он стоял и улыбался, просто и добродушно.
— Вы можете повторить? — спросил его инструктор таким тоном, будто собирался проверить, не соврал ли секундомер.
— А почему же, можно, — согласился новичок.
На этот раз он не споткнулся, хорошо взял старт и понесся к финишу.
— Сколько? Сколько? — закричали мы все сразу.
— Первый раз одиннадцать и девять десятых, а сейчас — еще лучше: одиннадцать и семь. Это на целых пять десятых лучше, чем у Рябова.
Мы просто ахнули. Рябов считался у нас кандидатом на первое место в области, и вдруг приходит новичок, бежит в первый раз — и с таким результатом…
— Да это, наверно, какой-нибудь мастер спорта. Не может быть, чтобы так сразу, без тренировки, такое время… — уверенно сказал Рябов.
Новичок подошел к нам, и Рябов спросил его:
— Простите, товарищ, вы кто будете?
— Федот Рыбаков.
Мы переглянулись. Никто из нас не слышал о таком мастере спорта, а уж все-то следили за спортивными новостями.
— Вы мастер спорта? — выпалила Маша и страшно покраснела.
— Ну, какой же я мастер! Я шофер.
— С нашего завода? — спросил Рябов.
— Нет. Я из колхоза «Красная заря». Вы, ребята, не обижайтесь. Я хотел сразу вам сказать, что я не ваш, да вы мне не дали говорить… Я просто зашел посмотреть, как у вас тут, а вы сами заставили меня переодеться и бегать.
Мы стали уверять его, что никто и не думает обижаться, что мы просто в восторге. Еще бы, такое время показал!
Он слушал, улыбался, а потом, взглянув на часы, стал торопиться.
— Эх, задержался. Поди, меня председатель уже хватился. Вы ему ничего не рассказывайте, ругать будет…
Пока Федот переодевался, у нас разгорелся спор. Вернее, спорили Маша и Рябов, а мы только поддакивали одному, возражали другому. Рябов доказывал, что Федот не мог добиться таких результатов без тренировки, а Маша стояла на той точке зрения, что Федот — необыкновенный самородок, что у него талант.
— В деревне всегда были таланты. Я слышала, что еще в старое время в цирке выступал один борец. Он вызывал любого из публики, и никто его даже с места не мог сдвинуть, а потом вышел один колхозник — и бац его на лопатки… Чего вы смеетесь? Не верите?
— Да нет, Маша, верим. Этому верим, а вот тому, что в старое время были колхозники, не верим. Точно знаем — не было их.
— Вечно ты, Рябов, к словам придираешься. Ну не колхозник, а крестьянин, какая разница?.. — обиделась Маша.
— Это как же нет разницы? — спросил вдруг кто-то густым басом. Мы обернулись и увидели высокого человека в белой косоворотке и армейских брюках, заправленных в сапоги. Это был председатель колхоза «Красная заря».
— Большая выросла, спортом занимаешься, а какая разница между советским колхозником и старым крестьянином не знаешь. Стыдно.
Председатель говорил по-отечески, ласково, но очень внушительно. Маша сделалась пунцовая, но, как это часто бывает с застенчивыми людьми, стараясь выйти из неловкого положения, сама на него накинулась:
— А вы? А вам? (Она, наверно, хотела сказать: «А вам не стыдно?» — да вовремя спохватилась.) Почему вы ругаете его за то, что он бегает. А у него талант! Он сто метров прошел за одиннадцать и семь… Понимаете?
— Как это одиннадцать и семь? — вдруг посуровев, спросил председатель.
— Он пробежал сто метров за одиннадцать целых и семь десятых секунды, — пояснил председателю наш инструктор.
— Что? Одиннадцать и семь десятых? — удивленно протянул председатель.
— Да! У него талант. Он самородок. А вы его ругаете… — не унималась Маша.
— И еще не так буду ругать. Где он? Федот!