Шипы и розы

Стеклянная пробка выпрыгнула из флакона, как только Тим поддел её пальцами, и утонула в высоком ворсе тёплого ковра. За десять лет аромат ни капельки не выветрился, и Тимоти, стараясь дышать только ртом, вернулся к до сих пор не пришедшей в сознание мачехе, вновь опустился рядом с ней, приподнял её голову и поднёс склянку прямо к её носу. Малеста дёрнулась, открыла на мгновенье глаза и слабо простонала.

Подхватив мачеху на руки, Тим уложил её на кровать, сунув под голову сразу две большие перьевые подушки, вновь бросился к тазу и кувшину с водой, заново намочил полотенце и в очередной раз промокнул им лицо той, кого проклинал половину своей жизни.

Влажные ресницы дрогнули, и блуждающий взгляд леди Андервуд остановился на лице пасынка, а губы разомкнулись и вытолкнули всего одно слово:

– Воздух...

Тим вскочил с кровати, на краешке которой сидел, и бросился к окну. Распахнул створки, позволив свежему ветру ворваться в комнату, но Малесте лучше не становилось. Пребывая на грани между сознанием и очередной пропастью, она с трудом дышала и отрешенно смотрела вокруг себя. Тугой корсет и сдавливающее грудь платье мешали бороться за жизнь, и Тим, ни секунды не медля, пробежал пальцами по веренице застёжек и завязок, решительно ослабляя их, расстёгивая или просто срывая, если попадались чересчур упрямые. Верхнее платье, лиф, корсет... Всё, что не давало вдохнуть полной грудью и прийти в себя.

Сильные руки не щадили воздушного кружева и выбеленной ткани, купленной на отрез в одном из самых дорогих магазинов столицы. Красивый наряд вмиг превратился в кучу тряпок, среди которых легко можно было отыскать ту самую подвязку, ради которой Тим пренебрёг гордостью и переступил порог дома, в котором поклялся никогда не появляться. Нужно было лишь протянуть руку, провести пальцами по затянутой в шёлковый чулок ножке, как делал это много раз с девицами мадам Лека, задержаться чуть выше колена, и подвязка добыта. Однако бледное лицо Малесты, её до сих пор закрытые глаза и сухие губы, жадно ловившие воздух капля за каплей, делали добычу слишком лёгкой для того, чтобы затем победно трубить о ней перед друзьями в «Сорняках». В итоге, Тим только отвёл взгляд, сделав это не столько из вежливости, сколько в целях не поддаться искушению, поднялся, прошёл к чайному столику, взял пустую чашку, подошёл с ней к кувшину, наполнил водой и вернулся к мачехе. Увидев, что Малеста начала приходить в себя, спокойно произнёс:

– Пей, а я позову слуг.

– Что вы... – Тим застыл на полпути к дверям. – Что вы сделали со мной?

Её голос был настолько слаб, что Андервуд обернулся. Чашка была опрокинута на кровать, а сама Малеста с ужасом во взгляде смотрела на разорванные платье и лиф и на расшнурованный корсет. Пальцы, ещё с трудом слушавшиеся, пытались безрезультатно нащупать покрывало, чтобы прикрыть им наготу, но того тоже не было рядом.

– Гадкий мальчишка... – Это были единственные слова, на которые у Малесты хватило сил. С трудом дыша, она снова закрыла глаза и еле слышно прошептала: – Остановитесь. Не надо никуда идти.

Тим застыл на месте.

– Я всего лишь хотел позвать Хизер.

– Нет, – изо всех сил сопротивлялась Малеста. – Нельзя, чтобы кто-либо видел меня в таком состоянии и рядом с вами. Не так страшен позор, сколько осознание того, что он нём знают больше, чем двое.

– Позор? – Тим наморщил лоб, а затем хмыкнул. – Ты, что же, подумала, что я...

Тим шагнул от дверей обратно к кровати, поднял с пола покрывало и швырнул его Малесте так, что краешком то сумело накрыть грудь.

– Прикройся.

Потом подцепил пальцами чашку, во второй раз наполнил водой и вновь сунул Малесте чуть ли ни под нос.

– Подайте лекарство, – слабым голосом попросила мачеха. – Оно там, в верхнем ящике туалетного столика. Стеклянный флакон из жёлтого стекла. К нему ещё чёрной ниткой привязан рецепт.

Тим поставил чашку, прошёл столику и выдвинул нужный ящик. Сделать это не составило особого труда – несколько минут назад Тим уже всё разворошил в том месте и хорошо помнил, где именно видел настойки и порошки.

Нужный флакончик отыскался быстро. Андервуд взял его в руки, откупорил и поднёс к носу. Микстура сильно пахла анисом, настоянным на спирте, но было в ней что-то ещё, от чего Тима чуть не стошнило. Закашлявшись, он схватил со столика серебряную ложечку и грубо спросил:

– Какая доза?

– Одна ложка.

– Тут указано: две, – ответил Тим, развернув рецепт и поднеся его к свету. Написанных слов было мало, и те, как и полагается, были начертаны едва различимым почерком, но Тиму, как ни странно, он показался знакомым. Мозг, однако, не торопился лезть в дебри памяти и разоблачать непонятное, но Андервуду это было не так уж и важно.

– Две много, – пробормотала мачеха. – От двух у меня под ночь сильно болит голова.

Тим пожал плечами, приблизился к кровати, протянул лекарство, но Малеста смогла лишь приподнять голову и то на пару секунд: в висках неистово застреляло, с губ леди Андервуд сорвался стон, и головой она вновь коснулась подушек.