Широкий Дол

Но даже подобную перспективу я воспринимала, как боец. Мне казалось, что я вполне могу выжить даже в таких обстоятельствах. Джон только-только выйдет из холодной чистоты отличного сумасшедшего дома и будет совсем не готов к безумиям реальной жизни. Мне уже удалось создать о нем мнение как о безумце, и теперь, возможно, я смогу и Селию выпачкать той же краской. О них легко придумать подобную сказку. А вот в их собственную сказку обо мне никто не поверит. Куда убедительнее будет звучать рассказ о том, что их взаимная страсть и чувство вины привели к тому, что Джон начал пить и сильно расстроил этим чувства Селии. А потом они вместе выдумали некий кошмарный мир, который якобы их окружает: чудовищ в лабиринтах, жаб, разрезанных плугом, раненых зайцев. Подобной чепухе попросту никто не поверит. Особенно если я буду ходить с высоко поднятой головой и вести себя как королева, не пугаясь даже самых злобных пасквилей, сочиненных газетчиками.

Только вряд ли, думала я, этим двоим удастся сложить вместе недостающие элементы головоломки.

– Не останавливайтесь, – сказала я, и Люси послушно принялась водить мыльной губкой по моему телу.

Я знала, что Джону придется вести поединок со мной, спрятав за спину одну руку. Он будет крепко связан своим нежным отношением к Селии. Я же видела, как сильно он был потрясен тем, что столь неожиданно узнал; как в первые дни он метался между пьяным отчаянием, ненавистью ко мне и ужасом перед той кошмарной паутиной, в которой все мы запутались. Если бы он хотел изобличить меня перед Селией, разрушить ее брак, разбить ей сердце отвратительной правдой о ее обожаемом муже, он бы сделал это еще тогда. Но он этого не сделал. Даже когда он извивался на полу в ее гостиной, скрученный смирительной рубашкой, он предпочел промолчать. Нет, не ради меня. Он пытался защитить Селию от того ужаса, который мог настолько разрушить основы ее жизни, что даже земля под ногами стала бы казаться ей подобной хрупкой яичной скорлупе, под которой скрывается страшная пропасть греха. Селия и сама могла бы изобличить меня перед Джоном в момент своего первого приступа паники, но я надеялась на то, что мой холодный и сдержанный муж, даже увидев всю картину целиком, предпочтет придерживаться собственного мнения.

И, кроме того, Селии я совсем не боялась. Если она вернется одна или же решит действовать в одиночку, то вряд ли станет меня изобличать. Она дала слово чести, и я была уверена, что это достаточно много для нее значит. Она когда-то любила меня, и это тоже может ее остановить. И потом, Селия – горячая сторонница всяческих приличий, респектабельности, такая же, как моя глупая мамочка, так что мое изобличение станет не только моим концом, но и ляжет позором на всех Лейси, в том числе и на нее. Но самое главное – она безумно, всем сердцем любит Джулию, а это гораздо важнее всего остального, вместе взятого. Если она вдруг объявит, что матерью Джулии являюсь я, то я, несмотря на весь обрушившийся на меня позор, смогу просто взять Джулию и вместе с ней уехать. Какая бы боль и смятение ни бурлили сейчас в душе Селии, я точно знала – и об этом, кстати, свидетельствовали все мои расчеты, сделанные на ясную голову, – что Селия на такой риск никогда не пойдет, ибо она больше всего боится потерять Джулию. Один намек на подобный исход дела, и Селия выйдет из игры.

Я подогнула колени и свернулась в лохани клубком, чтобы горячая вода омывала мои намыленные голые плечи. Потом встала, и Люси ополоснула меня чистой водой. Я крепко держала в руках их обоих – и Селию, и Джона. Они оба любят, а значит, оба уязвимы. А я подобными путами преданности не связана. Я совершенно свободна. Даже любовь к Ричарду меня ни в чем не сдерживает и мной не управляет. Я по-прежнему иду намеченным путем. Да, ради сына я могу сколько угодно строить заговоры, но жертвовать собой ради него я не стану. А вот Селия и Джон сами себе хозяевами быть не могут. И раз так, то я их не боюсь.

– Полотенце, пожалуйста, – сказала я, и Люси принесла несколько сильно накрахмаленных льняных полотенец, согретых у огня. Я растерла тело так, что мою розовую от горячей воды кожу стало пощипывать, и распустила по спине свою шелковистую медную гриву. Тело мое было поистине безупречным; на нем не было заметно ни малейших признаков двух беременностей. Живот плоский, подтянутый; груди округлые и ничуть не обвисли; ноги длинные и стройные, на них никаких следов безобразных выпуклых вен.