Шкаф с кошмарами

Сказать, что Пашка расстроился, когда узнал, что домой они сегодня не успевают, значит не сказать ничего. Ну никак не успевают! Автобусы уже не ходят, а на робкое предложение вызвать такси папа туманно пробормотал что-то о небезопасности ночных поездок. Апогеем несправедливости стало то, что через пару часов детей начали укладывать спать.

– Я Володькину пижамку достану, – захлопотала тетя Рита.

– Не надо, – сказала Пашкина мама, – я все взяла.

Вот тут-то Пашка поразился коварству родителей. Значит, они собирались вернуться домой через пару часов, но при этом захватили его пижаму? В голове не укладывалось! Мало того – зубную щетку – и ту взяли! Спать, естественно, пришлось на одной кровати с Вовкой. Места, правда, хватало, но все равно перспектива эта Пашку радовала слабо. Вовка поначалу попытался закатить истерику, но дядя Коля показал ему здоровенный, покрытый короткими рыжими волосами кулак, и Вовка испуганно втянул надутые было щеки. Отца он боялся и перечить ему не смел.

Новый год пошел насмарку. Вместо обещанной ночи за приставкой предстояло спать в одной кровати с вредным Вовкой. Пашка твердо настроился пережить это кошмарное время как можно безболезненнее. Послушно натянул пижаму, пожелал спокойной ночи родителям и Жулиным, забрался под одеяло – ему выдали свое одеяло, и хоть это радовало по-настоящему. Вопреки сомнениям и терзаниям по поводу родительского вероломного поступка, сон пришел почти сразу, стоило только лечь и прикрыть глаза.

– Это хорошо, что ты с краю, – засыпая, пробормотал Вовка.

– Почему? – спросил Пашка, не разлепляя глаз. Он повернулся к Вовке спиной и, просунув руку под подушку, уткнулся лицом в свежую, пахнущую порошком и отбеливателем наволочку.

– Когда оно из-под кровати полезет, сначала тебя схватит. – Вовка громко и протяжно зевнул. – А я закричу, и меня мамка с папкой спасут.

После этого он отвернулся к стене лицом и, бросив за спину глухое «спокночь», тихонько засопел.

– Спокночь, – эхом отозвался Пашка.

Однако заснуть так и не смог. Сон как рукой сняло. Что-то неладное начало твориться со зрением. Комната невероятным образом раздвинулась – теперь от кровати до двери было метров пятьдесят, не меньше. Где-то там, вдалеке, угадывался изящный, тонконогий письменный стол, на котором стоял приглушенный до минимума ночник. Свет его слегка разгонял темноту, мягко выделяя из нее фигурки стоящих на столе трансформеров во главе с Оптимусом Праймом, Вовкиным любимцем. Только сейчас казалось, что не игрушки это вовсе, а коварные маленькие гремлины. Пряча лица во тьме, они ехидно ухмылялись и, потирая сухонькие чешуйчатые ручонки, шептались писклявыми голосами. Они ждали, пока мальчик заснет, чтобы тихонько подобраться к нему и перегрызть горло своими острыми, как шило, крысиными зубами.

Вздрогнув, Пашка машинально натянул одеяло до самого подбородка. Надо было отвлечься, перестать думать о всякой чертовщине. Напрягая глаза, он принялся напряженно всматриваться в небольшой кружок тусклого света, что разливался вокруг настольной лампы, выхватывающий из темноты детали забитого разным хламом органайзера, стопку учебников и рамку для фото. Самого снимка видно не было. Впрочем, Пашка не очень-то хотел его видеть. В нынешнем состоянии, когда вот-вот из-под кровати появится нечто, чтобы схватить и уволочь его в подкроватную темень (возможно, по пути пожирая еще живого, трепыхающегося), мальчику казалось, что с фотографии на него посмотрит вовсе не Вовкина бабушка, а мерзкая старая карга с ожерельем из человеческих ушей на тощей сморщенной шее.

От таких фантазий Пашке стало совсем неуютно, и он опасливо перевел взгляд на окно. Оно находилось еще дальше, чем стол, чуть ли не на другом краю мира. Шторы были открыты, поэтому немного света с улицы проникало и на шестой этаж. Горели фонари и многочисленные гирлянды, отбрасывая зарево в окна близстоящих домов. То и дело по потолку, словно летающая тарелка, проплывал отраженный свет фар опоздавших к новогоднему столу автомобилистов. Света было немного, однако его вполне хватало, чтобы увидеть, как сидящий в кресле у окна огромный плюшевый медведь заинтересованно подался вперед, кося на Пашку блестящим пластмассовым глазом. Хищным. Голодным.

Медведь больше не шевелился, но Пашка твердо знал – стоит закрыть глаза, и в следующий раз, когда он их откроет, медведь будет немного ближе. И так до тех пор, пока в какой-то момент на тебя не навалится тяжелое, мохнатое, пахнущее немытой шерстью и лесом. И это будет последнее, что ты почувствуешь. Именно почувствуешь – не увидишь. Потому что это вгрызется своими огромными зубами прямо тебе в лицо.

Всхлипнув, Пашка с головой нырнул под одеяло. Мучительно хотелось разбудить бесчувственного Вовку, но, едва представив, с каким снисхождением посмотрит на него этот маленький вредный толстяк – трус, детских страшилок испугался, ха! – Пашка тут же передумал. Уж лучше вот так трястись под одеялом, чем выслушивать насмешки глупого Вовки.