Шкаф с кошмарами

– Подберем, подберем, – устало прикрыв глаза, прошептал бывший Пряников. – У него книжка записная в сумке – цапни-ка ее, дай мне… Уж кто-нибудь из его друзей-лицедеев должен быть здоровым – так думаю…

Очкарик быстро сбегал за сумкой, выпотрошил, извлек маленькую, коричневой кожи «записнушку» и бережно вложил в раскрытую ладонь отца. Тот приоткрыл один глаз, бегло пробежал мутным взглядом по мятым страницам, испещренным различными именами, фамилиями, прозвищами, домашними адресами и телефонами. Записи были сделаны то выцветше-черной, то свежезеленой, то еще какой-нибудь пастой, а вот почерк всегда оставался одним и тем же, мелким, сжатым и компактным. Вяло пошелестев страницами, бывший Пряников в конце концов остановился на одной из самых первых.

– Вот, на-ка. – Рука, действующая уже гораздо увереннее, бросила книжечку Очкарику. – Давай с этого начнем… Талантливый мальчик, пародист… Он, помнится, передачи разные озвучивал, даровитый, да и форма у него – не чета этому…

В конце фразы он пренебрежительно хлопнул себя ладонью по отвисшему брюху. Силы возвращались к нему все быстрее и увереннее. Очкарик с интересом заглянул в книжечку и присвистнул.

– Высоко берешь, однако! Этого на тысячу баксов не поймать – не того полета птица. Он, говорят, роль за миллион долларов завернул из-за каких-то своих личных убеждений…

– Это хорошо, – довольно прошептал бывший Пряников, вновь прикрывая глаза. – Чем упрямей душа, тем тело крепче. Пометь его, на недельке начнем обрабатывать… А сейчас давай-ка, тащи меня к главному… будем конфликт улаживать…

Через минуту Очкарик вел его, шагающего еще не слишком уверенно, но уже вполне самостоятельно, на встречу с директором концертного зала. На столе в гримерной осталась дожидаться своего часа коричневая записная книжка. На раскрытых страницах, среди множества разномастных записей и пометок, выделялась одна, жирно обведенная синей пастой: имя и фамилия.

Те же самые, что были написаны на плакате, висящем на двери гримерной, с которого мрачный молодой красавец грозил зрителю огромным черным пистолетом.

Меньшее зло

Я не люблю государственные праздники. Для меня они не более чем часть рутинной работы. Очередной день никчемной, безрадостной жизни. Еще я не люблю Крыс, этих изворотливых услужливых лакеев. Будь моя воля, все они давным-давно добывали бы ртуть в норильских рудниках. Говорят, каких-то три десятка лет назад выражение «штабная крыса» было ругательством. Я не помню, так ли это на самом деле, хотя являлся непосредственным участником необъяснимых и страшных событий как раз в то время, когда Они только-только явились нашему миру. Память все чаще подводит меня. Подлое время уносит крупицы моих воспоминаний – точно недобросовестный жилец, который, покидая постой, прихватывает столовые приборы.

Возраст. Это все проклятый возраст. Хотя иногда мне кажется, что он здесь ни при чем и я просто не хочу помнить того, что случилось со мной тем далеким августом неподалеку от Диксона, бывшего тогда еще крохотным поселком, а не одним из крупнейших портов Независимой Сибири. Я действительно силюсь забыть то лето, навсегда вычеркнув его из жизни. Но человеческая память работает крайне избирательно, стирая только малозначительные вещи. А удивительное знакомство с одним из самых первых Крыс, она, к сожалению, все еще хранит. Эти воспоминания, такие яркие и свежие, заставляют наполняться слезами мой единственный глаз. В такие моменты я стараюсь думать, что это всего лишь дождь, точно такой же, как сорок лет назад, в излучине безымянной реки на самом севере Красноярского края. Просто дождь. Даже если на небе при этом нет ни единой тучи.

Мое первое знакомство со жрецами богов состоялось довольно рано. В начале сороковых Они еще не успели плотно закрепиться в нашем мире, стать его неотъемлемой частью, превратиться из неугодных эмигрантов в желанных гостей. Их адепты выглядели диковинными чудаками, неопасными сумасшедшими. Это сегодня, увидев молодого офицера, щеголяющего перед юными девушками стилизованным изображением Крысы на воротнике и фуражке, удивится разве что такой же темный деревенщина, каким я был в те годы.

Крыса. Кто, как не юркая, маленькая, вечно голодная тварь, сможет прогрызться к самому центру Земли, где заточённое в каменном мешке божество медленно сходит с ума от одиночества и непроглядной темноты? Кто сообщит ему новости и вернется назад с очередным самоубийственным приказом, который тем не менее не подлежит обсуждению? Только Крыса.

Священное животное и символ Независимой Сибири.