— Один скребет, другой дразнится! — неожиданно взвился Гликман. А с виду — культурный гражданин. — При нем ничего не скажу!
— Шурик, топай до дому, — отпустил меня шкипер.
И я потопал. Но что-то мне нашептывало: вляпался ты, студент, по самые свои ослиные уши.
Предчувствия меня, как всегда, не обманули…
Придя наутро в зоопарк, я тихо прошмыгнул к орланам, глянул, как у них с потомством, а потом занялся рутинной киперской работой. Только бы от Юши подальше. Но мысленно уже ощущал на плече его железную хватку. Неужели наши приключения никогда не кончатся?!
И точно, вскоре я сидел со шкипером на бетонной плите, рядом со стройкой террариума. Пока в нашем зоопарке пресмыкающиеся и земноводные занимают помещение чуть больше рабочей столовой, что доставляет страдания Гликману. Его пожирает черная зависть к коллегам, коллекции которых кишат аллигаторами, игуанами, гигантскими черепахами, анакондами и прочими дарами природы.
Юша к «гадской нечисти» сугубо параллелен, как говорят у нас в универе.
— На хрен тебе беспонтовые полузмеи? — утешает он друга Сему. — Ты бы лучше Яше самку приобрел. Носорог — вот это человек!
Но главная печаль зоопарка, по мнению шкипера, — отсутствие настоящего бегемота. Карликовый Гоша, как говорит Ефимыч, — «недоумение природы»… Тут Юша ненавязчиво перевел стрелки с бегемота на меня:
— Ты, Шурик, тоже был недоумением, пока я тебя не приметил.
— Старик Державин нас приметил и, в гроб сходя, благословил, — вспомнил я Пушкина.
— За Державина не в курсе, но кстати о гробах. Ты же, балабос, все вчера попутал насчет дяди…
— В смысле? — не понял я.
— Амалия-то, по ходу, труп опознала! Никакой это не чужой дядя.
— А чей?
— Чей надо! Слушай и клинья не вбивай… Тут история не слабже графа Монте-Кристо. Видал кино?
— Даже читал.
— Умник…
И Юша поведал историю не слабже похождений мстительного графа.
Дядя Амалии Аскольдовны вообще-то живет в Москве. Профессор-искусствовед, обладатель коллекции картин, икон, старинных книг и прочей ерунды. Все это стоит не один миллион денег, Амалия — единственная наследница. Обычно в этом месте следует тоскливый вопрос: «Блин, ну почему не мне?» Но мы его пропустим.
В Мокропаханске дядя бывает редко. Что ему тут делать? Кормить карлика Гошу огурцами? В этот раз приехал по приглашению старого друга, тоже профессора и тоже коллекционера. Но у столичного, думаю, собрание покруче. Блин, ну почему не мне?!
Приятели знакомы со студенчества, всю жизнь имели общие дела. У каждого — своя клиентура: сейчас много разных буржуев хотят притулиться к прекрасному. «А где на всех зубов найти?», как пел Высоцкий.
В общем, паханский искусник пригласил московского, чтобы тот помог в экспертизе картин: клиент столичным спецам больше доверяет. Дядя остановился у Амалии, а утром с приятелем направился к владельцу полотен. И как в воду канул. Уж полночь близится, а дядюшки все нет. За полночь Амалия стала нервничать. Дядя — человек конкретный, обязательно позвонил бы. Мобила не отвечает, больницы и морги отвечают, но отрицательно. Милиция заявление не берет, глумится: может, ваши пропащие сейчас в какой-нибудь бане с прости… с русалками хвостами шлепают! Но упертая Амалия все же оставила в райотделе фотку родственника.
— И ты представь — клюнуло! — радостно сообщил дядя Толя. — В смысле, сработала карточка. Ближе к утру, когда Амалия уже в ступор впала, звонят в дверь. Она с радости решила, что дядя. Таки нет — ментокрылые припорхали! Мол, ваши ожидания оправдались, доктор Зорге ждет вас в морге. Но все ж таки была еще надежда, наш компас земной: вдруг прижмурился посторонний чувачок? Да не судьба.
— Вы же говорили, в морге не ее дядя..
.
— Зато там его подельник — с биркой на ноге! Местный профессор, какой дядю в Паханск пригласил. И не просто дохлый, а разделанный, как в мясном ряду. Амалии только лицо показали, остальное под простыней. Но еще в машине мусора ляпнули от великого ума: давно, по ходу, у нас расчлененок не было. И зачем было при женщине такую жуть гнать?
— Кто же его так разделал?
— За это Амалия не в курсе. Мусарня знает подробности, а мы — нет. И еще момент. Оба профессора друг на дружку сильно смахивают — маленькие, толстенькие, лысенькие. Короче, два яйца, одинаковых с лица. Амалия глянула — и отрубилась. Говорит, сперва даже не разобрала, который из них на нее косит лиловым глазом.
— Вы что, уже с Амалией Аскольдовной поговорили? — удивился я.
— Да не я, — отмахнулся Юша. — Гликман рассказал. Он Амалию в больничке успел проведать, пока к ней ход не перекрыли. Вот и гадай: чи жив ее дядя, чи нет?
— Пусть полиция гадает, — заметил я. — Вы же не следователь.
— Тьфу на тебя! Не, ментам я не доверяю. Повесят жмура на какого-нибудь бичару, дядю в розыск объявят — и с плеч долой, из сердца вон. Кабы не Амалия, я бы, понятно, не впрягался…
А я бы не впрягался в любом случае. Да попробуй отвертись. Заболеть, что ли? Но со шкипером номер не пройдет.
— И как вы хотите помочь? — спросил я. — Сами же сказали, что к Амалии Аскольдовне никого не пускают. Кстати, а почему?