Школа

– Все-таки неудобно, может, лучше позвонить? – проговорила Саша, чувствуя, как сами собой закрываются тяжелые веки.

 Ада, глядя на нее, захихикала, наблюдая как стекает, смываясь, Сашин грим застенчивой неискушенности – вот уже она качнулась, хмыкнула, хрипло засмеялась и заметила:

– Труба, кайф какой улетный – что-то я ни во что не въезжаю…

 После двух водок у Збыша было видение: из пыльного полированного ящика, на котором сидел абсолютно черный незнакомый кот, выплыло облачко с нарисованным скрипичным ключом и нотами. Збыш по дивану подполз к Еврею, вяло сопротивлявшемуся ласкам длинной Веры, и негромко спросил:

– Твой кот?

– Какой кот? – удивился Еврей, стряхивая Веру и поднимаясь с дивана.

 Никос, разлив водку по стаканам, лично оформил в единственный фужер шампанское и поспешил преподнести его покинутой, для чего опустился перед ней на колени и попытался произнести речь.

– Самое прекрасное в женщине, на мой скромный взгляд…

– … Да вот же, на ящике.

 Еврей в недоумении посмотрел в направлении Збышевой руки и не увидел никакого кота.

– Нет у меня никаких котов, а это, между прочим, не ящик, а колонка, только старая.

– … Ким Бейзингер – просто кукла, а у тебя такой особенный цвет глаз и потом – одухотворенность. Позволь, я тебя нарисую.

– Меня Еврей рисует.

 Еврей и Збыш подошли к колонке – и действительно, никакого кота и в помине не было.

– Был у меня магнитофон, – с пьяной сентиментальностью сметая с колонки пыль, вздохнул Еврей. – В прошлом году его топором порубал один тут, по пьяни.

– Правда? – восхитился Збыш, широко улыбаясь. – А, может, получится подсоединить к этой колоночке мой плеер? Я думаю, что с музыкой…

– Я спрашиваю, кто пить за вас будет, эй, вы! – гаркнул Никос, только что получивший звонкую пощечину за попытку поцелуя.

 Раскрасневшаяся и чудо как похорошевшая Вера, недобро улыбаясь Никосу в затылок, поднялась с неприличного для ее мини дивана и устроилась в зеленом кресле между диваном и столиком, заставленным стаканами и остатками угощенья. Еврей со Збышем послушно оставили колонку и расселись на диванчике, разобрав стаканы.

– Выпьем за любовь и взаимопонимание! – с пафосом произнес Никос.

 Вера фыркнула и отпила несколько глотков из фужера, закусывая шоколадными конфетами из красивой коробки.

 Залпом выпили водку.

– Сейчас будет музычка, – утирая рукавом красногубый рот, пообещал Збыш и убежал в другую комнату к своим чемоданам.

– А вот что интересно, – задумчиво хрустя маринованным огурцом, нетвердо выговорил Еврей, сквозь ресницы поглядывая на Никоса, усмехаясь, – какой ты грек, если так хорошо говоришь по-русски, да и вообще весь такой свой.

– Я русский греческого происхождения, – с достоинством пояснил Никос, закуривая, осторожно поглядывая на Веру. – Мне было пятнадцать, когда предки свалили из Ташкента в Грецию. Так что все советские понятия, как ты понимаешь, в моей благодарной памяти. Греки никак ко мне не привыкнут – или я к грекам. Хотя, слов нет, Греция – рай земной.

 Вера небрежно протянула руку к своей симпатичной сумочке на полке над столиком и достала пачку «Ким».

– К Вашим услугам, – любезно изогнулся Никос, не помнящий зла, предупредительно поднося зажигалку к длинной белой сигарете в розоватых, с перламутром, губах.

– А мне вот тоже интересно – какой ты еврей, если ты Курватдинов?

 Вера злорадно хохотнула. Еврей стрельнул у Никоса сигарету и, вздохнув, закурил.

– У меня отец еврей, они с матерью давно в разводе, вот она и нагрузила меня своей татарской фамилией. Всю жизнь скрывал, что отец еврей, а тут с этой Перестройкой быть евреем стало круто. Прикинь, даже документы подделывают, чтобы в Израиль свалить.

– Наслышан, – кивнул Никос, боковым зрением наблюдая, как Вера кроит насмешливую мину, разглядывая свои холеные пальчики.

«Нос у него большой, вот что плохо»

– Приколись, столько бабок отдал, чтобы сменить материну фамилию на отцовскую, и облом – все равно все знают меня как Курватдинова, а не Лихтенштейна.

– Ну, определенного успеха ты все-таки добился, – растягивая слова, вставилась Вера. – Теперь практически все зовут тебя Евреем.

 Никос, не теряя надежды, улыбнулся ей.

«Будь я на месте этого Лихтенштейна, я бы взял ее сейчас за щиколотки…»

 Что-то напевая себе под нос, появился Збыш, нагруженный кассетами и проводами, опустился на колени перед колонкой и принялся чего-то там возиться.

– У нас будет музыка? Великолепно! – захлопала в ладоши Вера, чувствуя себя неотразимой под страстным взглядом Никоса.

«Как все-таки обидно, что Шамилька совсем не умеет ревновать»

 Тонкой струйкой выпуская сигаретный дым, покачивая ногой в плетеной босоножке, Вера поглаживала свою золотистую гладкую коленку и смотрела, прищурясь, как Еврей встает, подтягивает шорты и шаркает к черному квадрату окна.

– У кого это там музыка? – Еврей перегнулся через подоконник и задрал голову. – Наверное, Гонзо опять укурился.