Путешествие в столицу заняло у Абдул Рашид Хана целый месяц. Вначале ехали верхом, потом – на внедорожнике и общественном транспорте. В Кабул они с Ниязом Али прибыли в начале марта и провели несколько недель в походах по разным ведомствам, тщетно пытаясь отыскать чиновников, отвечающих за образование, транспорт, медицинскую помощь, связь. Приезжих, как и нас с Сарфразом, без конца посылали из одной инстанции в другую. Ожидая аудиенции у президента, они жили в полуразрушенном здании, где не было ни отопления, ни света. Через два месяца наконец пришло приглашение на встречу.
Карзай выслушал лишь половину из того, что собирался рассказать Абдул Рашид Хан, а затем прервал его: «Не беспокойтесь, – сказал он. – Я решу ваши проблемы. Я отправлю вас домой на вертолетах и загружу их продуктами. Мы подготовим все документы для открытия медпунктов, а также для организации поставок продовольствия». На этом беседа была окончена.
Но дальше повисла пауза: из правительственной канцелярии не поступало никаких вестей ни о вертолетах, ни о продовольствии, ни о медицинской помощи. Чиновники хранили молчание.
В первых числах мая путешественники осознали, что обещания не будут выполнены, и засобирались домой – с пустыми руками, практически пешком, тем же путем, что и прибыли.
К моменту нашей встречи за ужином у Вохид Хана Абдул Рашид и Нияз Али не были дома уже более четырех месяцев и остались почти без средств. А по прибытии на Памир им предстояло сообщить народу о том, что все надежды были напрасны.
Завершив этот печальный рассказ, Абдул Рашид Хан подтвердил, что знает все детали моего разговора с его сыном у ворот Иршадского перевала. По его словам, наша встреча сейчас, после такой ужасной неудачи в Кабуле, – особый знак. Хан был очень взволнован и сказал, что знакомство со мной для него большая честь. А я возразил, что я еще более польщен возможностью лично узнать его. После этого он стал возносить одну за другой молитвы,
– Единственное, чего я сейчас хочу, так это построить школу для моего народа, чтобы дети могли учиться, – сказал он мне. – Ради этого я готов отдать все мое состояние. Я пожертвую всем, что у меня есть – баранами, верблюдами, яками, только бы Аллах подарил мне возможность реализовать эту мечту.
– Но вам не о чем беспокоиться, – ответил я. – Я уже обещал вашему сыну, что школа будет построена.
– Что ж, если это так, – отозвался он, – давайте возьмемся за дело сразу, прямо сейчас.
–
«Карен, – воскликнул я. – Помнишь, когда-то в октябре 1999 года всадники из киргизского племени перешли границу Афганистана и отыскали меня в Зуудхане? Сейчас мне наконец удалось встретиться с Абдул Рашид Ханом. Он в отчаянии и ищет помощи. Мы должны сейчас же начать работу по подготовке строительства школы для его народа!»
Видимо, энтузиазм оказался заразительным. Он передавался даже по телефонным проводам.
«Действуй, Грег, – ответила Карен. – Я сама свяжусь с представителями совета и получу их согласие задним числом. Попробуем запустить этот проект без подготовки, «с колес».
Когда я вернулся за стол и сообщил, что у нас есть деньги на строительство, Абдул Рашид Хан сказал, что хочет подписать соглашение прямо в этой комнате. Он был главой племени; именно он и должен был дать гарантии, что киргизы предоставят землю и рабочую силу – неотъемлемое условие в реализации любого нашего проекта.
Вохид Хан попросил одного из своих бойцов принести блокнот на пружинке и ручку. Я от руки написал на листке текст стандартного договора, который ИЦА заключает со своими партнерами в каждом новом месте. Затем я передал его Ниязу Али: тот перевел документ на киргизский язык и записал его старой авторучкой. В соглашении было всего восемь предложений: