Школа. Остаться в живых

Блеяльщик, которым оказался Сопля, недоуменно покрутил головой, ища поддержки у одноклассников, но, как обычно, не нашел ее, встал и направился к выходу, бурча что-то себе под нос. Он уже подходил к двери, когда та с грохотом отворилась, и на пороге показался Петров.

Бросив взгляд на Соплю, он буквально вышвырнул его из класса, чтобы тот не путался под ногами. Вслед за Петровым в класс вошел Иванов, за ним — еще два человека, которых ученики одиннадцатого «В» видели впервые в жизни. Все четверо были одеты в черные «бомберы», подвернутые голубые джинсы, на ногах высокие военные ботинки. Четыре лысых черепа.

— Гедзеев Курбан Мехмедович? — Петров, который был выше учителя как минимум на голову, подошел к нему вплотную.

— Совершенно верно, — ответил учитель. — С кем имею честь?

— Какую честь, чурбан?! — Подлетел Иванов. Оставшиеся двое тоже подтянулись поближе, предварительно закрыв дверь на ключ.

— Что вы себе позволяете, молодой человек? — Голос Гедзеева дрогнул.

— Заткни пасть и слушай, — Петров толкнул педагога в грудь, отчего тот отлетел к доске, на которой им же, еще во время первого пустого урока аккуратно было выведено: «Как я понимаю историю России».

Заметив надпись, Иванов указал на нее и спросил:

— Ты написал?

— Да.

— Запоминай, тварь, — оскалился Иванов. — Историю России здесь понимаю я, он (кивок в сторону Петрова), они (кивок на класс), почти все, кроме двух-трех чурок вроде тебя. А ты, тварь, ее понять не способен. Ты — животное. Понял? Понял, нет? Отвечай, сука!

Иванов начинал заводиться, но он не мог позволить себе кричать, а потому шипел, брызгая слюной и собирая складки на лице, делавшие его бульдожьим, крысиным, нечеловеческим.

— Дай-ка я, — отодвинул товарища Петров.

Он взял Гедзеева за галстук и подтянул к себе.

— Как же от тебя воняет, чурка, — процедил он сквозь зубы. — Короче, слушай сюда, чурбан. Сегодня же ты пойдешь и напишешь заявление по собственному желанию, понял? На твое место придет русский. Ты понял, тварь? Понял, нет?

— Убери руки, шакал, — выдавил из себя Гедзеев и изо всех сил ударил сверху по рукам Петрова, все еще державшим его за галстук. — И пошли вон. Вон!

— Ну все, тварь, тебе пиздец, — с этими словами Петров с размаху ударил Гедзеева в ухо. Тот вскрикнул и, схватившись за больное место, осел на пол. Петров добавил ему ногой по лицу.

— Эээ, Вить, ты потише, потише… — Иванов попытался оттащить соратника в сторону, но тот вырвался, и в следующий миг в его руке оказалась граната.

Класс вздрогнул.

— Да ты больной, что ли?! Больной?! — Девчонки повскакивали со своих мест и ринулись вглубь класса, к задней стене.

Скины застыли в нерешительности.

Петров победоносно оглядел класс и в следующую секунду дернул за чеку, бросив круглый тяжелый шар к ногами учителя. Гедзеева словно парализовало. На лбу у него выступил пот. Граната замерла в нескольких сантиметрах от его ботинок.

— Обосрался, мудак?! — заорал Петров. — Обосрался?! Иди пиши заявление, вали из России, тварь! Понял?! — а потом, повернувшись к классу: — Да не ссыте, придурки! Она учебная, я у отца взя…

Договорить он не успел. В следующую секунду прогремел взрыв.

* * *

— Вот и все вроде…

Сопля снова покосился на сигаретную пачку. Несмотря на то что он остался единственным выжившим учеником одиннадцатого «В», досталось ему прилично: рожа в ссадинах и царапинах, сотрясение мозга, ребра переломаны. Все раны страшно болели, но курить хотелось все равно.

Подполковник закончил писать и положил листы перед пацаном.

— Подписывай.

— Чего подписывать-то? — не понял Сопля.

— Показания свои подписывай. С моих слов записано верно, фамилия, имя, отчество, дата.

Сопля сделал все, что сказал подполковник, только теперь догадавшись, зачем его тогда приволокли к Петрову. Но было поздно….

Зинаида Кирк. Good evening, Anton Savelievich!

Уже не по-летнему спокойный солнечный луч заглянул в окно квартиры в Подколокольном переулке, и Лида проснулась. Дребезг будильника подтвердил: пора вставать.

Сладко потянувшись, она улыбнулась лучу, шлепнула ладонью по древнему железному будильнику, который почему-то никак не могла собраться поменять, и осознала: сегодня — первый день ее работы в новой школе. Быстро вскочила с постели и побежала в ванную — «водные процедуры», рисование «лица учительницы».

В половине девятого утра она подошла к директорскому кабинету школы в Басманном районе Москвы и уже через несколько минут слушала наставления начальства.

— Лидия Васильевна… Надеюсь, вы хорошо понимаете, что пришли работать в особую школу… Обучение у нас стоит дорого, и потому контингент учеников… и особенно родителей — соответствующий. От нас ждут отдачи согласно вложенным средствам. И мы должны оправдывать их надежды.

Лида отметила: директор говорит, а сам рассматривает ее внимательно, даже, похоже, придирчиво.

Ну да, преподаватель она здесь новый, но предмет свой, английский язык, знает так, что заместитель директора районного Департамента образования мог рекомендовать ее совершенно спокойно.