— Этот номер у вас не пройдёт, молодой человек!
Это все напускная строгость, ее заплаканные глаза поблескивают весельем. Она уже растаяла.
— Мамуль, все тип-топ! Жив буду!
Мама обреченно вздыхает и бормочет:
— Балбес…
Я не спорю. Какой уж есть.
Пожав плечами, принимаюсь за борщ. Мама садится напротив, подперев рукой щеку. Про себя отмечаю тонкое запястье, на котором обычно висел золотой браслет, который отец привез ей на прошлый день рождения из Парижа. Сняла. Как и обручальное кольцо. От него остался только белесый след на безымянном пальце.
Интересно, отец тоже его снял?
Нет. Не интересно.
Мама за этот месяц похудела. Тонкие ключицы буквально выпирают из-под шелковой блузы, щеки впали, отчего ее черты стали более резкими, а под глазами не сходят синяки. И все же несмотря на это…
Она по-прежнему потрясающе красивая женщина. Мужчины всегда засматривались ей вслед, отчего отца переполняла гордость смешанная с дикой ревностью. Неужели такая пылкая любовь может угаснуть так быстро? Он потерял лучшую женщину, что только была в его жизни. И когда отец это осознает, я не побрезгую позлорадствовать.
— Ты поговорил с отцом? — обеспокоенно спрашивает мама, тщательно скрывая боль в глазах.
— Да, — неохотно отвечаю, набивая рот хлебом и борщом, чтобы не вдаваться в подробности.
— Ты должен с ним общаться.
Ага, конечно. А он должен быть главой семьи, ее поддержкой и опорой. И что мы имеем?
Мама, точно прочитав мои мысли, тихо говорит:
— Он все еще твой отец. Он тебя любит.
Я вижу, что эти слова ей даются с трудом.
— Главное, чтоб он об этом сам не забыл, — мрачно выплевываю, не сдерживаясь.
Своим пылким характером я пошёл в отца. Признаться, мне часто не хватает маминой стальной выдержки. Это уберегло бы меня от многих проблем.
— Арсен, наши отношения не относятся к тебе. Мы в любом случае остаемся для тебя родителями. Для тебя это ничего не меняет.
Ошибаешься, мама. Все уже поменялось.
Наша семья поменялась. Теперь в этой квартире не звучит громких смех, не устраивают семейные посиделки у телевизора, от которых я так любил отлынивать. Теперь мы не счастливы, теперь мы притворяемся.
Каждый. Гребаный. День.
Я упрямо молчу. Мама стреляет в меня укоризненным взглядом, поднимается и произносит:
— Постарайся больше не вляпываться в неприятности. До конца учебного года осталось пару месяцев. Давай закончим его без проблем. Хорошо, милый?
— Конечно, мамуль! — с самым честным видом заверяю ее.
Проблема в том, что неприятности меня находят сами. Я никогда не был пай-мальчиком, как тот же Литвинов. Мама делает вид, что поверила мне. Когда я доедаю, обрабатывает мою скулу и губу, хоть я и пытаюсь отмахнуться. Это действительно царапина по сравнению с теми травмами, что я регулярно получаю на матчах по баскетболу.
Когда мама уходит в комнату, вероятно за тем, чтобы продолжать сыпать на голову отца проклятия, я хватаю айфон, бумажник и отправляюсь на улицу.
В парке у старого амфитеатра, где обычно собирается вся молодежь, разумеется, кроме таких ботаников как Уткина и ее прихвостень, встречаю нескольких знакомых. Они уже навеселе, что совершенно неудивительно. Чем ещё заниматься в пятницу?
— Об косяк ударился? — понимающе усмехаясь, спрашивает Антон Батонов — парень из параллели, а ещё наш защитник.
— Ага, типо того, — киваю головой, почесывая скулу.
— Видели мы этот косяк, — подскакивает Лена Воронина, кокетливо мне улыбаясь.
Черт! Как я ее не заметил?
В прошлые выходные на днюхе у Королёвой мы целовались. Не скажу, что поцелуй был неприятный, но вот последствия…
Всю неделю Воронина строила мне глазки, должно быть, ожидая продолжения. Я бы и сам не прочь, если бы это «продолжение» не влекло за собой отношения. На которые, уж будьте уверены, рассчитывает Лена. Боюсь, если бы я с ней переспал, а потом кинул, Лена бы закатила целую истерику со слезами и пощечинами. В лучших традициях мелодрам. Нет уж, спасибо. Конечно, Воронина это не Уткина, к которой чтобы забраться под юбку нужно сперва снять луну с неба, затем написать том-другой сопливых стихов и обязательно познакомиться с родителями. Переспать с Леной не проблема, а вот ещё два месяца слушать истерики… Скажем так, приятного мало.
Может, на выпускном? После школы мы разойдемся, как в море корабли.
— Сильно влетело от директрисы? — обеспокоенно интересуется Воронина, чуть ли не повиснув у меня на руке.
— Как обычно, — хмыкаю и опускаю бесстыжие глаза вниз. Мне прекрасно видна ее ложбинка. Заметив мой интерес, Лена эффектно откидывает волосы за спину, что-то лепечет и хихикает, но я не слышу. Все мое внимание сосредоточено сами понимаете на чем.
Определенно на выпускном мы должны повеселиться.
— Арсе-ен, — протягивает она мое имя, щелкая пальцами перед глазами.
Неохотно отвлекаюсь от созерцания прекрасного и, растянув на губах игривую ухмылку, лениво бросаю:
— Что такое, красавица?
От моих слов на ее лице появляется широкая улыбка.
— Завтра мы с ребятами идем в кино. Не хочешь с нами? — с плохо скрываемой надеждой в голосе спрашивает.
Это именно то, о чем я вам говорил!