Шотландская любовь

Она что, слабоумная? Чудесно? Цена этого креста слишком высока: Фергус, вероятно, до конца жизни будет мучиться болями, хромать и с трудом поднимать левую руку.

И вдруг Шона поняла, как это удавалось ее матери. Она просто игнорировала окружающих, закрывалась от них, делала вид, что бессмыслица, которую несут ее гости, – это просто шум, ни больше ни меньше, такой же, как крик орла или, скажем, завывание ветра.

Нужно игнорировать американку, только и всего.

Мириам потянулась – долго, с легкой дрожью в конце движения, как делает это чуть замерзший котенок. Этот жест, конечно, привлек внимание к ее миниатюрному стройному телу и пышной груди.

Интересно, в Америке принято подкладывать вату в корсет?

– У вас есть служанка, мисс Лофтус? – спросила Шона. – Она приедет позже?

– Боже правый, нет. – Мириам рассмеялась. – Мы, американцы, привыкли обслуживать себя сами.

Сиделка изменилась в лице, но всего на пару мгновений.

– Одеваюсь я сама, а с прической помогает Элизабет. – Мириам задержала на Шоне взгляд. – Я могу ее к вам прислать, если вы думаете, что это поможет.

Шона онемела от такого наглого оскорбления.

Мириам подошла к отцу и взяла его под руку, словно нуждалась в защите.

– Горди, вы проводите нас? – спросила она, улыбаясь самой любезной и самой приличной улыбкой.

Горди? Горди?!

Так, может, и лучше, чем «полковник сэр Гордон», но ненамного.

Гордон ей улыбнулся, но тут Хелен, да вознаградит ее Господь, выступила вперед.

– Вас провожу я, мисс Лофтус, если вы не возражаете. – Она обратилась к промышленнику: – Мистер Лофтус, боюсь, лестница очень крута. Это составит для вас проблему?

Он ответил ей взглядом настолько же прямым, насколько прямым был ее вопрос.

– Пока здесь есть мои люди – нет. – Он указал на великана. – Хельмут мне поможет, если что.

Хелен кивнула, потом оглянулась на Шону, слегка изогнув бровь. Очевидно, она что-то хотела ей сказать, но вот что? Шона понятия не имела, пока Хелен не подошла к ней и не прошептала, кивнув на Гордона, одно-единственное слово: «Кухарка».

Да уж, славный денек у нее выдался. Сначала она на карачках драила полы, потом взбивала перины, выполняла всевозможные обязанности горничной. Потом встретила весьма несимпатичных гостей.

А теперь ей нужно идти кланяться в ножки Гордону Макдермонду?

У Шоны заурчало в животе, и она вспомнила, что ничего не ела с самого утра, а день уже клонится к вечеру. Если бы Фергус оказался рядом, она бы перепоручила ему разговор с Гордоном о кухарке, но его не было.

Шона с улыбкой проводила американцев до дверей гостиной. В какой-то момент ей начало казаться, что еще немного – и у нее лицо треснет от такой улыбки. Лицемерие – худший из пороков, но именно ему она сейчас и предавалась. Она испытывала глубочайшее отвращение и к себе, и к обстоятельствам, которые поставили ее в такое положение.

Возможно, ей стоило бы винить в этом отца, который слишком много времени проводил за карточным столом. Или мать, которая могла прокатиться в Париж за нарядами, которые и надеть-то было некуда, разве что во время редких выездов в Эдинбург. А может быть, обоих родителей, которые оказались не в том месте не в то время, и в результате сгорели за несколько дней от жестокой инфлюэнцы.

А спустя несколько часов после похорон к ней заявились кредиторы.

Ладно. Она сделает что должно, просто чтобы подольше сохранить лицо.

У нее дрожали руки – это от усталости. Ее мутило – но ведь она не ела с утра. Голова раскалывалась от боли – прошлой ночью она плохо спала.

Шона пересекла комнату, жалея, что Гордон такой огромный и статный. Он скрестил руки на груди и молча наблюдал за ней. Судя по тому, как он смотрел на нее, Гордон, кажется, понял, что ей что-то нужно от него.

Шона остановилась в нескольких футах от него и, набрав в грудь побольше воздуха, решительно произнесла:

– Нам нужна кухарка.

– Неужели, графиня?

Интересно, он и войсками командовал таким же ровным тоном, сохраняя непроницаемое выражение лица, чтобы солдаты не поняли, что у него на уме? Когда-то она умела видеть сквозь эту маску. Когда-то различала все оттенки его чувств.

Но ведь тогда они были любовниками.

Семь лет назад, когда мир был к ней гораздо, гораздо добрее, они любили друг друга. Тогда она не знала, какие испытания и ловушки ждут их впереди, не знала о войне и нищете. Это было за много лет до того, как она осознала, что за каждый день жизни нужно отчаянно бороться.

Боже, неужели она когда-то была такой невинной и наивной?

– Может, в Ратморе найдется женщина, которая захочет поработать у нас?

К тому времени как нужно будет платить жалованье, они уже продадут Гэрлох, и она сможет заплатить кухарке. Если же американцы по какой-то причине откажутся от сделки, жалованье уже не будет иметь значения, потому что они умрут голодной смертью, ибо ей не на что будет купить еды.

Шона изогнула губы в некоем подобии улыбки и, преодолевая головную боль, посмотрела на Гордона.