Шпион

Соломин тяжело вздохнул. Он сильно переживал этот свой провал, но Андрей Андреевич не собирался его щадить.

— А не далее как этой ночью ты арестовал целых пять шпионов — один другого опаснее, все сплошь лауреаты и номинанты.

— Это не арест, — тихо, но внятно возразил Соломин. — Это задержание.

— Извини, ты прав, — согласился Андрей Андреевич, — но приличные люди провели ночь в Лефортове, и, будь уверен, Ее Величество королева уже знает об этом.

Соломин тяжело вздохнул.

— Кудрофф виновен.

— Вот только ты этого не доказал.

— Вы мне помешали, Андрей Андреевич, — тяжело задышал Соломин. — Я его уже почти расколол.

Павлов-старший саркастически хмыкнул:

— Да, я знаю, мне уже рассказали о том концерте, что ты ему устроил. Будь уверен, завтра это будет во всех европейских газетах. Ты бы еще кулачные бои сибиряков с медведями ему показал…

Соломин снова вздохнул, и Павлов-старший сказал то, что должен был сказать:

— Ладно, бог с ними со всеми — и с Кудрофф, и с Джоханссоном. Как-нибудь перетерплю я все это. Но ты ведь на волоске, Юра…

Соломин затаил дыхание, это чувствовалось.

— Три провала подряд редко кому прощают, а у тебя они — один другого жутче. В общем, я желаю тебе успехов. Попробуй не облажаться на этот раз. Это ведь не только для тебя важно. На тебе сейчас имидж страны, как на ниточке, болтается…

Соломин тяжело вздохнул.

— Не подкачай, Юра.

Камера

Лефортовский следственный изолятор считается образцовым, и предназначен он специально для содержания особо опасных государственных преступников. Именно сюда после ликвидации внутренней тюрьмы на Лубянке перевезли оставшихся врагов народа, и это, возможно, спасло им жизнь. Здесь сидели некоторые из гэкачепистов и лидеров мятежного Верховного Совета образца 1993 года, арестованные в конце 90-х министры финансов, налогов и экономики.

Отчасти поэтому персонал здесь отличается вежливостью и сдержанностью. Прогулочные камеры тут больше по размеру, а сами прогулки длиннее и чаще. В каждой камере есть радио, транслирующее даже «Эхо Москвы». Почти везде есть холодильники и телевизоры. Больше, чем по трое, не сажают. Следственные кабинеты, где встречаются и с адвокатами, просторные и снабжены всем необходимым. Стол, три-четыре стула, кнопка вызова конвоя. Ну и все остальное сложное оборудование, крайне необходимое для успешной оперативной работы. К сожалению, оно не может быть описано ни в статье, ни в репортаже, ни даже в романе. Остается лишь догадываться, какие секретные установки, читающие мысли и просвечивающие насквозь душу и совесть каждого, входящего в эти немые стены, прячутся за ними.

Ти Джея поместили в недавно отремонтированную камеру на троих, и, как ни странно, оба его соседа знали английский. Один, высокий и смуглый красавец, представился Рахимом Усмановым, дожидающимся суда за фальшивомонетничество. Второй, сердитый бородач в огромных толстых очках, не хотел ничего говорить о себе, только молча кивнул и снова углубился в чтение газеты. По словам Рахима, это был Кирилл Сорочак, заместитель министра экономики, обвиненный в каких-то махинациях с советскими долгами.

Ти Джей слушал, сопоставлял, делал выводы, но более всего его волновал собственный арест. Да, формально никто об аресте еще не говорил. Сказали: «Задержан». Но что такое «задержан», если тебя уже поместили в Лефортово? Ти Джей покачал головой: это уже практически «казнен», а не то что «задержан»!

«И кто же тогда прокололся? Алек?»

Кантарович не мог его сдать по той простой причине, что и понятия не имел, с кем встречается.

«Смирнов?»

Да, профессор Смирнов мог работать на два фронта. Но он сдал столько документов, что и сам уже мог сесть пожизненно. Да и влияние у него было колоссальное — даже с замом по режиму все решил. А главное, видевший Ти Джея много месяцев назад Смирнов понятия не имел, что Томми приехал в Россию. Нет, это не Смирнов.

«Неужели Дэвид?»

Дэвид Кудрофф, вице-президент Королевского столичного университета, действительно не явился на место контрольной встречи, а сейчас он уже должен был уехать в Британию. Возможно, профессор уже доехал и завалился к своей любовнице? С ним такое случалось. Нет, гадать вот так, без единого факта, — занятие неблагодарное.

«Собственно, что имеется против меня?»

Прямые обвинения: побои «лысого козла» и его сломанная челюсть. Ну, это можно объяснить самообороной, ведь тот напал первый.

«Ношение военной формы?»

Ти Джей поморщился — слишком слабый аргумент, чтобы держать человека в Лефортове. Грим, усы, одежда уборщика и даже бачок отходов не являются преступлением даже в этой ужасной стране. Кстати, эта мелкая сучка применила при задержании электрошокер. Нужно будет накрутить адвоката… когда ему все-таки будет предоставлен кто-то более достойный.

Ти Джей зашагал по камере. Фактически против него работало очень многое — документы на разные имена и с разным гражданством, спецсредства, явный его профессионализм, наконец. Но вот формально… формально он был чист, и это будет вынужден признать любой суд.

Кислятина