Скользкий, быстрый, хорошо выбритый, он заходил то справа, то слева, и я не стал его мучить. “У тебя, наверное, есть всякие такие игрушки”, — наклонился я к нему. Пронзительные глазки бармена тревожно забегали. “Иногда, сам знаешь, заваляется такая игрушка — хранить опасно, а выбросить жалко. Так вот…” Я выгреб из кармана почти все наличные. “Все будет твоим, — сказал я. — Мне нужно что‑нибудь серьезное, но не громоздкое. Я знаю, в таких местах, как это, часто болтаются ничейные игрушки. За некоторыми и хвост тянется, но мне наплевать на это. А вот тебе лишние хлопоты не нужны”.
Я попал в точку.
Бармен быстро взглянул на меня:
— Не пойму, о чем это ты?
Его ухмылка мне не понравилась, но я видел: он все прекрасно понял. Теперь надо было, чтобы он еще поверил. “Ладно, — сказал я. — Тут ребята постоянно таскают друг друга за волосы. Понятно, копы забегают. А у тебя игрушка под прилавком. А за игрушкой хвост. — Я говорил наугад, но, видимо, попадал в точку. — Зачем тебе это?”
— Что‑то я тебя не припомню, — неохотно выдавил он.
— Вот и хорошо, — обрадовался я. — Не гонюсь за популярностью, я не кинозвезда. Если честно, вообще не люблю известности. По мне, чем быстрее мы забудем друг друга, тем лучше. Я заберу игрушку и исчезну, а у тебя останутся денежки. Кэш, — нагло ухмыльнулся я. — Сдачи не нужно. Я в некотором смысле человек идеальный. Увидели меня и забыли.
— Что‑то я тебя раньше не видел, — стоял на своем бармен.
Я глянул ему в глаза, и он осекся.
Не знаю, что там блеснуло в моих глазах, но он осекся.
И поверил. И сгреб со стойки купюры.
— Минут через сорок я буду проезжать мимо, — кивнул я, допив стаканчик. — Сунешь игрушку в салон, я приостановлюсь. И пусть обойма будет набита. Терпеть не могу, когда меня обманывают.
Бармен кивнул.
В его пронзительных плоских глазах читался испуг.
Взять машину в прокате не составило никаких проблем, а плейер с наушниками я еще вчера купил в “Рекорд Хантер”. Игрушку бармен незаметно сунул в салон машины — бельгийскую штучку, аккуратно перевязанную клетчатым морским платком. След за этой штучкой тянулся, наверное, очень грязный, иначе хозяин не отдал бы ее за откровенные пустяки.
2
Хочешь выиграть, не прыгай в болото сразу. Сам черт не знает, кого там можно разбудить.
Но выбора у меня не было.
Рано или поздно Юлай позвонит.
Ему все равно, вернусь я к своему ремеслу или нет.
Он не из тех, кто будет предупреждать. Не знаю, какие слова–детонаторы он загнал в мое подсознание, но то, что он знает их, это был факт. Он не станет стрелять в меня, не унизится до слежки, до наемных убийц, однажды он произнесет в телефонную трубку несколько слов. А все остальное я сделаю сам.
Это меня и бесило.
Машину я оставил на съезде с шоссе, под деревьями. Даже дверцу не запер — не был уверен, что вернусь. Пистолет приятно холодил живот; надев наушники, я проверил плейер.
Я сорвал наушники.
Сердце колотилось. Гарри Шледер умел оглушать.
Но, в конце концов, я сам просил выбрать для меня что‑нибудь погромче. Не каждый перекричит Гарри Шледера. Именно это меня устраивало. Мы шли с ним в паре, и я болел за его луженую глотку.
Берег выглядел пустым.
Я перелез через металлический забор и увидел ржавые остовы, обломанные мачты. Они торчали возле побережья, как память о каком‑то давнем морском сражении. За ними плоский океан просматривался до самого горизонта, и ничего на нем не было, кроме отдаленных облачков, сносимых ветром к востоку.
Я перебирался с одной руины на другую.
Где‑то перепрыгивал с борта на борт, где‑то брел вброд.
Жалобно вопили чайки. Стоны и скрип перебивали загадочные шорохи. Обломанные мачты, загаженные птицами надстройки, запах смерти и ржавчины, запах отверженности. Наконец, наклонясь к пустому иллюминатору танкера, я увидел под собой лодку. Что там в этом парусиновом пакете? — вспомнил я.
Но спускаться в лодку мне не хотелось.
Я тщательно проверил пистолет и плейер. Я не хотел, чтобы что‑то заклинило в деле. Слова, которые знал Юлай, ни в коем случае не должны были дойти до моих ушей. Что бы Юлай ни крикнул своим мощным голосом, я не должен был услышать слов. Это здорово, подумал я, что мне выдали запись Гарри Шледера.
Когда все кончится, я уйду.
Когда все кончится, я навсегда покину эти края.
Найду домик у озера, как мечтал Беллингер. Откажусь от встреч с людьми. Конечно, если слова–ключи известны только Юлаю, я могу несколько ослабить режим. Ведь протянул старик Беллингер одиннадцать лет, пока о нем вспомнили.