Шпион в костюме Евы

Встав на колени и прижавшись животом к столбу, Ева смогла тщательно изучить содержимое передних карманов своих джинсов. Задние оказались недоступны, добраться до них руками, прикованными наручниками к толстому шершавому столбу, не было никакой возможности. В бараке было холодно, прямо в спину Ершовой дул декабрьский ветер. Острые обломки заледеневшей соломы в кровь искололи ей колени. Девушку трясло от холода. В глазах темнело.

«Что же делать? – подумала Ева. – В тонкой блузке на морозе я долго не протяну, тем более что ночью мороз еще усилится. К тому же Ли Минь может вернуться в любой момент!»

Она попыталась грести землю руками, стараясь подкопаться под столб, но очень быстро сломала ногти и бросила попытки. Еще раз осмотревшись, Ершова заметила за своей спиной, метрах в полутора, обломок балки.

Но добраться до него не было никакой возможности.

Люда забралась в кабину «УАЗа». Ее голова была как в тумане.

– Невероятно, – прошептала Чайникова, глядя на Диану, мужественно пытавшуюся поддерживать разговор с миллионером, которого настойчиво оттаскивала в сторону ярко накрашенная невеста по имени Марго, – неужели Ирина и правда экстрасенс и может предсказывать будущее?

Чайникова повнимательнее присмотрелась к Коровкину. У нее сложилось впечатление, что миллионер уходить от их «УАЗа» не хочет.

– Конечно, он не хочет уходить, – тихонько проговорила Люда, – он же ее принц, нашей Дианы. На зеленом коне, как и сказала Ира.

Марго наконец оторвала Юрия Борисовича от Грицак и поволокла его по глубокому снегу к зеленому «Ленд-Крузеру». Фотографы продолжали оглушительно щелкать.

– Но раз у Дианы все сбылось, то должно сбыться и у меня, – продолжила Чайникова свою мысль.

От этой мысли Люду бросило в холодный пот.

«А тебя посадят, – вспомнила она голос лжецыганки. – В тюрьму. За убийство рыбы большим округлым предметом. И из тюрьмы не выпустят, а расстреляют и реабилитируют посмертно».

– Большая рыба – это определенно Селедкин, – обреченно прошептала Люда, еще вчера бывшая материалисткой до мозга костей. – Но я совершенно не собираюсь его убивать, даже несмотря на то что он выставил меня на улицу без средств к существованию. Я же знаю, что он не со зла, Леня просто обо мне в тот момент не думал, его голова была какими-то другими проблемами занята.

Нет, она ни в коем случае не собиралась убивать модного режиссера Селедкина, которого продолжала глубоко и искренне любить.

– Особенно большим округлым предметом, – фыркнула Люда, – что это, кстати? Стеклянный плафон? Арбуз? Глобус? Мяч, набитый кирпичами?

Дойдя до «Тойоты Ленд-Крузера», Коровкин бросил на Диану выразительный взгляд, а потом нырнул внутрь автомобиля, подталкиваемый под зад настырной невестой.

– Я могу идти? – спросил по-корейски Чен, вставая.

Переводчик повторил его вопрос по-русски.

– Да. Встретимся в понедельник в десять утра, – ответил ему Чабрецов.

– Это исключено, – мгновенно отреагировал Ли Минь, – в десять у нас на кафедре заседание.

– Мы пришлем вам повестку, – продолжал настаивать Денис Леонидович.

– Отлично, – лучезарно улыбнулся Чен, – в десять так в десять.

«А если я не приду, вы мне выпишите еще одну повестку, – подумал он, сдерживая смех, – бюрократы!».

Он церемонно поклонился майору Чабрецову и вышел в коридор, насвистывая мотивчик одной из песен Мадонны. Ему срочно нужна была женщина, поэтому Ли Минь, выйдя из здания РОВД, отправился на поиски проститутки.

Режиссер Селедкин неспешно покачивался в кресле-качалке и думал о бывшей жене. Он впервые увидел ее, когда она сидела, склонившись на сценарием, и что-то черкала на полях. Лица девушки видно не было, зато в глаза бросались ярко-рыжие волосы. Они познакомились, и Леонид Иванович, впавший в любовную горячку, решил, что женится на Люде, перестанет ходить по клубам и кабакам, менять любовниц каждую неделю и начнет жить тихой семейной жизнью.

Тихой семейной жизнью он жить не смог. Оказалось, что это был самообман – без кипения страстей, рядом со спокойной и надежной, как танк, Людмилой, он хиреет и скучает.

Он снова начал ходить по кабакам, дневать и ночевать на съемочной площадке и, увидев, что на мобильный звонит жена, не брал трубку.

Это убивало его супругу больше всего. Она никак не могла понять, как можно не брать трубку, если звонит близкий тебе человек. А может, что-то случилось? А может, нужна помощь?

То, что Селедкин не отвечал на ее звонки, казалось ей ужасно унизительным. Более того, такое поведение, по мнению Чайниковой, граничило с предательством. Она пару раз устраивала мужу скандалы по этому поводу, но наталкивалась на глухое непонимание.

Селедкин был никому и ничего не должен. И брать трубку он тоже не был должен. И перезванивать супруге – тоже не должен. Он был личностью свободной, широкой и творческой.

Однажды он спросил ее, почему она никогда не называет его мужем. Только супругом.

– Муж – это что-то совсем другое, – ответила Люда, – а супруг – это человек, с которым ты состоишь в браке. И не более того.