Шпионка

Нападения он не ждал. Кожаная петля поводка туго обхватила его шею, сдавливая гортань. Упершись коленом в спину, я тянула его на себя, скручивая концы поводка на кулаки. Сейко захри-пел, засипел, задергался, пытаясь дотянуться до меня и сдернуть петлю, но я только туже стягивала удавку, повиснув на его спине всем весом. Долго он так не продержится, еще чуть-чуть, и он сдаст-ся. Ну или я сломаю ему шею.

Так и вышло — силы стали покидать его. Заполошные дерганья и попытки извернуться и до-тянуться до меня прекратились, он попытался из последних сил подцепить удавку и ослабить давле-ние на гортань, да только исцарапал в кровь кожу на шее, так и не сумев просунуть пальцы под пет-лю. Глаза его закатились, дыхание остановилось, и длинное худое тело стало медленно оседать на пол.

«Все, готов!» — обрадовалась я, ослабляя давление. Пальцы разжались, выпуская концы по-водка, я выдохнула и сползла на пол, отпуская свою жертву.

А в следующий миг точно разъяренная кобра ко мне метнулась его рука. Жесткие стальные пальцы сомкнулись на горле и сжали его. Точно медвежий капкан схлопнулся на моей шее. Каза-лось, еще секунда — и его когти вспорют мне глотку, вырывая трахею из горла. В глазах потемнело от боли, страха и нехватки кислорода. Дышать я даже и не пыталась. Бесполезно. Перед смертью, как говорят, не надышишься.

Разум отключился, но натренированные годами инстинкты сработали сами. Руки взметну-лись вверх, костяные спицы легли в ладони легко, как родные. Яркое золото волос мягкой волной рассыпалось по плечам. Резкий выпад вперед, и спицы легко и точно прошили глазные яблоки про-тивника, под углом впиваясь острыми жалами в мозг.

Замах рукой, и ребро ладони перебивает гортань мужчины, глуша в его глотке еще только за-рождающийся вопль боли.

«Все. Вот теперь уже точно все… Черт.»

«Жаль. Я убила его… Мне действительно жаль…»

«Как я устала…»

Мне и в самом деле было его жалко. Я не хотела его убивать. Не собиралась. В какой-то мере он мне даже был симпатичен. Я даже сочувствовала ему… И у меня с ним был потрясающий секс…

Но я расчувствовалась. Это все сентиментальность.

Нужно было убить его сразу. Да только силы в теле почти не осталось. Что-то разнежилась я совсем, отсиживаясь последние месяцы в штабе за широкой спиной Энжью. Не дело это.

— Жаль, я не умею поворачивать время вспять… — прошептала я едва слышно. — Я убила бы тебя быстро… Прости.

* * *

Выходила я из комнаты Его Светлости во всеоружии. Анализатор на запястье, любимая «пу-калка» за поясным ремнем, в руках ржавый топор в кровавых разводах. Сверху все это прикрыто формой повстанцев, на голове бандана из вонючей портянки, а подмышкой… подмышкой самое до-рогое — завернутая в лохматую шкуру голова Его Светлости.

Бродить в таком виде по коридорам моей темницы я не решилась, тихонько прошмыгнула на балкон и уже по нему спрыгнула вниз на первый этаж. А там канавами да огородами до ближайшего склада, где как раз разгружали очередную подводу. И несчастная рогатая парнокопытная зверюга меланхолично жевала свою извечную жвачку, время от времени потряхивая модной рваной челкой, да отмахиваясь хвостом от назойливых навозных мух.

«Интересно, — подумалось мне, — сколько капель чудесного супервозбудителя потребуется этому монстру, чтобы взбодрить его?»

«Да ладно! Чего тут гадать?! Много — не мало!» — и я щедрой рукою вылила ему под хвост сразу половину флакона.

ОЙ, МАМА!!! Что тут началось!!!

Короче, я не знаю, осталось там еще хоть что-то живое или нет, но эта бешеная корова нагна-ла меня уже где-то километров за пять от гарнизона и гнала потом еще километров двадцать без пе-редышки, буквально до самой линии восточного фронта. А там уже и до штаба главнокомандующе-го недалеко. Весело было всем кто повстречался нам по пути. Эх, хорошо размялись!

Эпилог

Колин Энжью, штаб главнокомандующего, восточный фронт.

Голова раскалывалась жутко. Я буквально рухнул в свое командирское кресло, чувствуя, как тело разваливается на кусочки. Подобную разбитость последний раз я ощущал лишь тогда, давно, после контузии. Казалось, по венам течет не кровь, а расплавленный свинец, придавливая меня к земле.

Я уперся локтями в стол, обессиленно уронил лицо в ладони, закрыл тяжелые веки. Уже две недели я живу как в аду. С того самого проклятого дня, как вернулся от императора, окрыленный и счастливый до одури, и узнал, что моя Нина пропала. Я спешил поделиться с ней радостью, расска-зать, что у нас все получилось, что император одобрил наш союз, что само по себе удивительно! Не без уговоров, конечно, но брак все-таки узаконил. Он видел в этом союзе выгоду, а я — возможность обладать самой чудесной женщиной на свете. Я летел к ней, строя радужные замки совместного бу-дущего, а попал в бесконечный кошмар.