Шрам

Флорин думает обо всем, что ему еще предстоит увидеть. Обо всем, что, по рассказам, есть в море. О кораблях-призраках, о расплавленных кораблях, о базальтовых островах. О долинах окаменевших волн, где вода серая и твердая, где море умерло. О местах, где вода кипит. О земле джессинов. О паровых штормах. О Шраме. Он думает о перстне под ним, застрявшем в водорослях.

«Все это еще здесь», – думает он.

В море нет искупления.

Интерлюдия VI

В другом месте

Киты мертвы. Продвигаться дальше без этих громадных глупых проводников куда как тяжелее.

Брат, неужели мы потеряли след?

Возможностей так много.

И снова они – лишь груда темных тел над основанием моря. Они скользят в теплой, как кровь, воде.

Вокруг них волнуются обитатели соленых вод. На расстоянии многих миль, в тысячах футах под волнами, что-то сотрясает кору мира.

Ты это чувствуешь?

Среди миллионов минеральных частиц, раскачивающихся в морской воде, некоторые обладают необычной силой: расщепленный кремень (осколки и пыль), маленькие комочки нефти и насыщенные неземные осадки горного молока.

Что они делают?

Что они делают?

Вкус моря здесь вызывает воспоминания. Охотники чувствуют мокроту – слюну мира. Она сочится (они помнят) из рваных ртов, прорезанных платформами, которые высасывают то, что находят, где рядом с бетонными цоколями люди в жалких кожаных пеленках и стеклянных колпаках – похитить их, допросить и убить совсем нетрудно.

Плавучий город бурит.

Потоки пересекаются, образуя лабиринт соревнующихся друг с другом течений, которые растворяют сплетенные воедино примеси, вкусовые следы, почти ни о чем не говорящие, маленькие отложения грязи разного вида.

Улавливать их трудно.

Киты мертвы.

А что остальные? Дельфины (своенравны), или морские коровы (медлительны и слишком глупы), или?

Нет никого, кто мог бы; мы в одиночестве.

Есть, конечно, и другие, которых можно вызвать из морских глубин, но они не следопыты. У них другая задача.

Пусть и в одиночестве, но охотники все же могут охотиться. С неумолимым терпением (которое не очень подходит к этому перекрестку жарких, стремительных потоков) они продолжают поиск, пробираясь через неразбериху запахов, загрязненных мест и слухов, находя дорогу и следуя по ней.

Теперь они уже гораздо ближе к своей добыче, чем прежде.

Но вода эта плоха для них: липкая, колкая, дезориентирующая. Охотники кружат, идут за призраком, обманами и иллюзиями. Они так толком и не могут, толком не могут взять след.

Часть пятая

Шторма

Глава 27

Портдень, 9-го солютария 1780 г. / 9-й маркинди, кварто морской черепахи, 6/317. «Трезубец».

Он снова говорит со мной.

Утер Доул решил, что мы должны стать… кем? Друзьями? Компаньонами? Договаривающимися сторонами?

С того момента как мы покинули остров, команда трудится не покладая рук, а остальные – как сели, так и сидят, наблюдают, ждут. Я пребываю в каком-то оцепенении – со времени возвращения Флорина (он вернулся весь мокрый, в соленых разводах и охваченный ужасом из-за нескольких минут под открытым небом) никак не могу успокоиться. Я ерзаю на своем сиденье и думаю об этом драгоценном письме, об уродливом оловянном жетоне (бесценном доказательстве) и долгом пути, который им предстоит. Флорин Сак сказал мне, что Сенгка согласился доставить их. Тысячи миль, огромные трудности. Надеюсь, он не передумает. Хочется думать, что Сайлас сделал предложение, от которого трудно отказаться.

Мы с Флорином Саком стараемся не встречаться взглядами. Мы прошли друг мимо друга по роскошной гондоле «Трезубца», не поднимая глаз. И нас переполняет чувство вины. Я не знаю его, он не знает меня – таково наше молчаливое соглашение.

Я целыми часами наблюдаю за Круахом Аумом.