Шрам

Трогательное, умилительное зрелище.

Он дрожит от удивления и волнения. Глаза у него широко раскрыты, морщинистый рот-сфинктер расширяется и сжимается в такт дыханию. Он перемещается (не то чтобы бежит, но если это походка, то какая-то жалкая и ни на что не похожая) от окна к окну, разглядывает моторы дирижабля, заглядывает в кабину пилотов на носу, в туалеты, в спальные каюты, рассматривает огромный храм – баллон, наполненный газом.

Аум может общаться только со мной, и я полагала, что он не даст мне покоя. Ничего подобного. Он вполне удовлетворяется наблюдениями. Мне остается только сидеть и посматривать, как он семенит туда-сюда, словно ребенок.

Он всю свою жизнь провел на той скале. Теперь он с жадностью впитывает то, что видит вокруг.

Ко мне подошел Доул. Как и прежде (в тот, первый раз), он сел напротив меня, неторопливо скрестил руки; взгляд бесстрастный. Он заговорил своим чудесным голосом.

На этот раз меня переполнял страх (словно он видел, что я делала вместе с Флорином Саком), но я смотрела на него спокойно, как он и ждал.

Я убеждена, что мы понимаем друг друга – Доул и я, что именно это и лежит в основе ощущаемой мной связи, – и я воспользовалась своей убежденностью. Он видит (я уверена), что я сражаюсь со страхом при его появлении, и он уважает меня за то, что мне удается скрывать волнение перед лицом легендарного Утера Доула…

Конечно же, мое волнение связано с опасениями – не дознается ли он, что я предательница. Но ему это не приходит в голову.

Он без слов долго наблюдал за Аумом, потом наконец заговорил. (Я никогда первая не нарушаю молчания.)

– Теперь, когда он с нами, – сказал он, – я не вижу никаких препятствий – мы вызовем аванка. Армада скоро войдет в новую эпоху.

– А как быть с теми кварталами, которые против этого? – спросила я.

– Есть, конечно, и такие, кто сомневается, – сказал он. – Но представьте себе, сейчас город ползает. Если же в нашем распоряжении будет аванк, если мы запряжем животное такого размера, то для нас не будет ничего невозможного. Мы сможем пересечь весь мир за крохотный отрезок того времени, которое уходит у нас на это теперь. – Он замолчал и чуть повел глазами. – Мы сможем заходить в такие места, которые пока для нас недоступны, – сказал он, понижая голос.

Вот и опять – намек на какой-то скрытый мотив.