Шри Ауробиндо. О себе

Если прочесть ее в связи с этими строчками о Просперо, то в них можно найти не только ощущение иллюзии Майи, но также и то нечто подлинное, что стоит за иллюзорностью; слово «сон», которое есть в обоих отрывках, говорит очень о многом. Но поскольку Шекспир не был последовательным мыслителем, наверное, было бы неправильно строить здесь какую-либо философию. И в своей статье я тоже не хочу этого делать. Но что меня, однако, удивляет, так это ваше заявление, будто здесь нет даже намека на присутствие чего-либо подлинного. В волшебном спектакле, который Просперо устраивает для Фердинанда и Миранды, именно духи создают симулякр

[269]

материальной реальности – весьма убедительный симулякр, который должен был бы увлечь юных любовников до тех пор, пока Просперо не напомнил им о своих словах, которые сказал раньше: «В этом представленье актерами, сказал я, были духи». Они тают в прозрачном воздухе, но не исчезают бесследно из сознательного бытия, пусть и неземного: они просто становятся невидимыми, а исчезает лишь видимое зрелище, разыгранное ими, видимость материальной конструкции, которая была просто фантомом. Из этой видимости Просперо выводит, что всё, что внешне и материально, является фантомом, сном, который должен исчезнуть бесследно. Но, поскольку актеры-призраки не исчезли вместе с празднеством, термины «безосновный», «непрочный» приобретают здесь не совсем тот смысл, который вкладываете вы. Они означают, что празднество не имеет основы в материальной природе как противоречащей природе духов; и оттого, что «мы созданы из вещества такого, как наши сны», весь внешний земной мир, населенный людьми, тоже рассматривается как подобие сна, поскольку у него нет неизменной опоры в материальной реальности. Возможно, я чересчур увлекаюсь разговорами о Божественном, но вот что, учитывая всё сказанное, меня поражает в аналогично заложенном подтексте этого отрывка, это что «мы» и всё земное суть визуальные проекции вымышленного действа некоего нематериального создания или созданий. Не могу точно сказать, имеются ли в виду духи, подобные Ариэлю и его команде, или некое сверхсознательное Божественное; но, однако, мне кажется, что общий контекст здесь безусловно предполагает оккультную, если не мистическую, реальность, которая и создает это действо человеческой жизни и земного существования. Если бы нужно было выбирать между оккультным и мистическим, то я склонился бы к последнему; ощущение Майи настолько сильно, что в подтекст вполне могли лечь смутные отзвуки «Упанишад», и слово «сон» тогда, возможно, оказывается намеком на некое высшее, удаленное от нас, сосредоточенное на себе сверхсознание. Всё это здесь дано смутно и расплывчато, потому что мистическое вдохновение у Шекспира скорее случайно, и ум его не легко нашел для этого вдохновения форму. Сложность усиливается еще и тем, что это мистицизм больше в индийском, нежели в христианском смысле. Только в тех полутора строчках о пророческой душе и видно более или менее отчетливо его надхристианское мистическое чувство – ощущение чуда, какого ждешь не всегда. Возможно, все эти мои сложные впечатления ошибочны, и если вы, поразмыслив над тем, что я написал, потом снова мне скажете, что я совершенно не попал в точку, тогда я сразу выброшу свои наброски.