Штурм Брестской крепости

И в азарте боя стреляют, не беспокоясь о боеприпасах, по едва видимым силуэтам, скорее для поддержания духа. Но вот по цепи передано — у вала, идущего вдоль Мухавца, ползет человек в красноармейской форме. Стрельба стихает — бойцы следят за тем, как неизвестный, подползя к реке, быстро, несколькими взмахами рук, переплыл Мухавец — и ползком достигнув казармы, сопровождаемый недоверчивыми взглядами бойцов, крикнув: «Свои!», запрыгнул в окно… Бытко?! Откуда?

Начальник полковой школы, окруженный радостными бойцами, отжимает одежду — доведя курсантов до Северных ворот, он вернулся за остальными. В отсек сходятся новые бойцы — составив группу. Бытко, с двумя наганами в руках, ведет их к Трехарочным. Но пройти уже не удается — потеряв на покрытом трупами мосту и перед столовой 33-го инженерного полка слишком многих курсантов убитыми и поняв, что на сей раз не пройти, оттаскивая раненых, бойцы Бытко отходят к казарме…

Там он, поняв, что теперь здесь надолго, первым делом приказал экономить патроны, бить только наверняка. Далее — по-новому расставив стрелков и пулеметчиков, приказал нести дежурство у амбразур посменно. Командир стрелковой роты на финской, там, под Тронгсундом, раненый и первый в 44 сп получивший орден Красной Звезды, Бытко не теряет присутствия духа. Это взбадривает и остальных…

А бойцы из подвалов 333-го по-прежнему взбадривают себя стрельбой: «Я стрелял из автомата сквозь амбразуру напротив колокольни, стрелял не целясь. Немцев мне не было видно, но я думал, что случайная пуля может попасть во врагов. Теперь я понимаю — сознание того, что я действую, ободряло меня и делало более сильным», — вспоминал А. П. Каландадзе. Он приводит рассказ одного из встреченных в подвале бойцов: «В кого стреляю — не пойму, ничего не видно, но на душе легче — все же обороняюсь»[662].

Уже через пару часов Бытко, возглавивший оборону 44 сп, приказал помначштаба полка Семененко (находясь в одном звании с Бытко, он признал его авторитет как имеющего боевой опыт) уничтожить личные дела комсостава, секретную переписку, да и все, что сочтет нужным. Большая часть документов уже сгорела в штабе — то, что осталось, сейчас облили бензином и сожгли. Семененко, наблюдавшему за тем, как ярко вспыхивают папки с фотографиями и чернильными автобиографиями и тех, кто сейчас был здесь, и тех, большинства, кто уже навечно канул бесследно, стало не по себе… Войдя в каземат Бытко, он угрюмо бросил: «Готово… О нас больше никто не узнает…»

Уничтожение документов идет на всех участках обороны крепости: на втором этаже 33-го инженерного, в конце коридора, ближе к Трехарочным, в штабе полка сквозняки разносят деньги — помначштаба 33-го инженерного ст. л-т Н. Ф. Щербаков взорвал полковой сейф. На купюры, валяющиеся под ногами, никто не обращает внимания — о деньгах думать, похоже, придется не скоро…

^{«Штурмовая группа проникла в город. Улицы, пришедшие в состояние запущенности, дома, расстрелянные и покинутые еще со времен польской кампании»}

…Начштаба 98 ОПАД Акимочкин так и не дождался ключей от склада боепитания. А стрельба уже разгоралась, надо было действовать — несмотря на разрывы мин, двое артиллеристов взломали двери склада и, загрузив боеприпасами шесть тягачей «Комсомолец», с прицепленными орудиями, вынеслись через Восточные ворота — прямо под пулеметы батальона Набера и орудия 14-й роты I.R.130.

Очереди пулеметчиков и резкие удары орудий «панцирягеров» убили водителей двух первых тягачей. Остальные четыре, резко развернувшись, вернулись в расположение дивизиона — там бойцы, отбивающие атаки с севера, замаскировали их в кустах — еще пригодятся…

5.10. Группы лейтенантов Кремера, Лера и Кляйна, после того как промежуточное пространство от железнодорожного моста «Холм» до моста «Вулька» зачищено от отступающих с границы групп красноармейцев, пройдя вдоль восточного берега Мухавца, штурмом взяли «Вульку». При этом было захвачено 80 пленных. Их первые высказывания говорят о том, что враг был полностью ошеломлен.

Кремер, вероятно переживший сильный стресс от потери почти всего своего отряда, стремился завершить операцию каким-либо эффектным жестом, который отчасти бы компенсировал жертвы. Что может быть более подходящим, чем подъем флага над захваченным объектом? Взяв флаг со свастикой, применявшийся для обозначения переднего края при взаимодействии с авиацией, Кремер направился к перилам… Лер, чуя беду, настойчиво пытался отговорить его, но Кремер, впав в исступление, был неостановим — он начал крепить флаг и, вероятно, уже не услышал одинокого выстрела неизвестного снайпера…[663] Подбежали остальные, но было уже поздно — сжимая флаг рейха, Кремер умер, смертельно раненный в голову.