Шум времени

Ну, здравствуй, чернозем, будь мужествен, глазаст,Черноречивое молчание в работе.

Стихотворение «Чернозем»[89] было написано под впечатлением распаханных опытных полей СХИ, где Осип Эмильевич нередко гулял ранней весной.

Вплотную к полям подходил Ботанический сад, а напротив была Архиерейская роща. Там в 1879 году собрался съезд «Земли и воли», на котором присутствовали Плеханов, Софья Перовская, Вера Фигнер, Желябов и другие. Не отсюда ли в стихах Мандельштама «комочки влажные моей земли и воли»?

Переуважена, перечерна, вся в холе.Вся в холках маленьких, вся воздух и призор.Вся рассыпаючись, вся образуя хор, —Комочки влажные моей земли и воли.В дни ранней пахоты черна до синевы,И безоружная в ней зиждется работа, —Тысячехолмие распахнутой молвы;

Знать, безокружное в окружности есть что-то…

«Чернозем» — точное описание местности, где поэт был «закольцован». И, возможно, один из лучших в русской поэзии гимнов земле.

Мне очень нравилось это стихотворение, и Осип Эмильевич переписал мне его разборчиво тушью на листе хорошей бумаги.

Непосредственно навеяно городом, написано под свежим впечатлением от него — многое.

Приехав в Воронеж, Мандельштамы поселились в Привокзальном поселке. Эти места связаны и с Андреем Платоновым. Одноэтажные дома с палисадниками, сады, огороды, немощеные улицы, заросшие травой, бурьяном. По улицам бродят куры, и за забором нередко раздается лай собаки. Трудно представить, что стоит только перейти деревянный мостик через железнодорожную линию — очутишься на проспекте Революции, главной улице города, и что город совсем не маленький. Очевидно, под впечатлением своего нового жилья Осип Эмильевич писал:

Я живу на важных огородах, —Ванька-ключник мог бы здесь гулять,Ветер служит даром на заводах,И далёко убегает гать.

Поэт, конечно, имеет в виду Придаченскую гать, являющуюся продолжением Чернавского моста и соединяющую город с Придачей, тогда еще пригородом. Гать шла через заливной луг.

Чернопахотная ночь степных закраинВ мелкобисерных иззябла огоньках.

За стеной обиженный хозяинХолит-бродит в русских сапогах.И богато искривилась половица —Этой палубы гробовая доска.У чужих людей мне плохо спится,И своя-то жизнь мне не близка.

Посмею сказать, что Осип Эмильевич полюбил эту землю. В первый год своей жизни в Воронеже он имел возможность побывать в различных районных центрах Черноземья, некоторых совхозах. Был даже в декабре 1935 года в тамбовском санатории, откуда писал Надежде Яковлевне: «Здесь… зимний рай, красота неописанная. Живем на высоком берегу реки Цны. Она широка или кажется широкой, как Волга. Переходит в чернильные леса. Мягкость и гармония русской зимы доставляют глубокое наслаждение. Очень настоящие места…»

Эта область в темноводье —Хляби хлеба, гроз ведро,Не дворянское угодье —Океанское ядро…

Я люблю ее рисунок,Он на Африку похож —Дайте свет, — прозрачных лунокНа фанере не сочтешь…[90]Анна Россошь и Гремячье, —Я твержу их имена. —Белизна снегов гагачьяИз вагонного окна.Я кружил в полях совхозных,Полон воздуха был рот.Солнц подсолнечника грозныхПрямо в очи оборот.

Въехал ночью в рукавичный,Снегом пышущий Тамбов,Видел Цны — реки обычной —Белый, белый, бел-покров.……………………………Где я? Что со мной дурного?Степь беззимняя гола.Это мачеха Кольцова.Шутишь — родина щегла!..

Это стихотворение было написано под впечатлением командировок в Воробьевский район, куда Осип Эмильевич ездил с группой воронежских писателей и журналистов.

И отсюда совершенно изумительные стихи о щегле. Я помню, с какой любовью писал их Осип Эмильевич, как радовался им: