Шум времени

Книжный шкап. Говорится о родстве отца и матери с Венгеровыми, Копелянскими, Слонимскими, Касирерами, о дедушке и бабушке поэта — сортировщике кож Вениамине Зунделовиче Мандельштаме и Мере Абрамовне, жившими в Риге; Надсон Семен Яковлевич (1862–1887) русский поэт; львиный Антон — А. Г. Рубинштейн (1829–1894) — пианист и композитор; Софья Перовская и Желябов — народовольцы-цареубийцы.

Хаос иудейский. Шавли — местечко под Шауляем, фамильная родина Мандельштама в Курляндии; барон

Гинцбург — Гинцбург Гораций Осипович (Нафтали Геру) — банкир, строитель синагоги в Петербурге; Дерпт — ныне г. Тарту; черно-желтый шелковый платок — талес, специальная накидка, которую евреи надевают во время молитвы; «Смерть и просветление» Штрауса — симфоническая поэма Рихарда Штрауса.

Концерты Гофмана и Кубелика. Польский пианист и композитор Иосиф Гофман и чешский скрипач Ян Кубелик часто гастролировали в России в конце XIX века.

Тенишевское училище. О. Э. Мандельштам поступил в Тенишевское коммерческое училище 1 сентября 1900 г. Для училища на Моховой улице было построено замечательное здание — на средства кн. В. М. Тенишева. Среди преподавателей были крупнейшие ученые, педагоги. Позднее в Тенишевском училище обучались писатели В. В. Набоков, О. В. Волков.

Эрфуртская программа.

Эрфуртская программа — программа Германской социал-демократической партии, принятая на партсъезде в окт. 1891 г. в г. Эрфурте; Каутский Карл (1854–1938) — один из лидеров II Интернационала, порвал с марксизмом после начала первой мировой войны; Павленковское изданье — массовая серия «Жизнь замечательных людей», издававшаяся Ф. Ф. Павленковым в 1880–1890 гг.

Семья Синаки. Речь идет о семье гимназического друга Мандельштама Бориса Синаки (1889–1910).

Комиссаржевская. Комиссаржевская Вера Федоровна (1864–1910) — выдающаяся русская актриса;

Брак и Гедда — персонажи пьесы Г. Ибсена «Гедда Габлер» (1890); Комиссаржевская, сыграв «Балаганчик»… — премьера «Балаганчика» А. Блока состоялась в театре В. Ф. Комиссаржевской 30 декабря 1906 г.

«В не по чину барственной шубе.» Леонтьев К. Н. (1831–1891) — писатель, философ, незадолго до смерти постригся в монахи; Гиппиус Владимир Васильевич (1876–1941) — поэт и литературовед, в Тенишевском училище преподавал русский язык и литературу.

Феодосия

Впервые эти очерки-эссе опубликованы в составе книги «Шум времени» (Л.,1925).

В основе их — впечатления от пребывания поэта (вместе с братом Александром) в сентябре 1919 года в Крыму (Феодосии и Коктебеле), отъезда в Батуми (в сентябре 1920).

Своеобразие взгляда Мандельштама — сквозь призму культуры, античной мифологии, сквозь игольное ушко своего «эллинизма» — выразилось в очерках в том, что он… как-то не «заметил» ни Врангеля, ни Деникина. «Мы должны быть благодарны Врангелю за то, что он дал нам подышать чистейшим воздухом разбойничьей средиземноморской республики шестнадцатого века», — пишет Мандельштам, совершенно произвольно оценивая и «эвакуацию», то есть горестный исход десятков тысяч русских людей из Крыма в 1920 году, как «радостный атлантический перелет». Безусловно, в реальности все недолгое существование Крыма при Врангеле непрерывно омрачалось тем фактом, отмеченным В. В. Шульгиным, что «там, за горлышком Перекопа, лежит море нищеты», что «этому пленительному полуострову нельзя разнеживаться» (В. В. Шульгин. «Дни. 1920». М., 1989, с.469).

Известная «разнеженность» Мандельштама — а проще говоря, чисто поэтическое, игровое восприятие суровейших ситуаций, людей, самой «улицы», картинных слободок Феодосии! — часть его душевного уклада, позиции «над схваткой». Современный читатель обязан этой «разнеженности» и прекрасными пейзажами Керчи и Феодосии: «от Митридата (горы в центре Керчи и на окраине Феодосии — В. Ч.), то есть древнеперсидского кремля на горе театрально-картонного камня», и не менее яркими историософскими «пейзажами», сомнамбулическими ландшафтами. Сейчас можно только удивляться явному бесстрашию поэта, создавшему такой мысленный пейзаж истории:

«Самое главное в этом ландшафте был провал, образовавшийся на месте России. Черное море надвинулось до самой Невы; густые, как деготь, волны его лизали плиты Исаакия, с траурной пеной разбивались о ступени Сената».