Шут-парад, или Правдивые истории обо всех шутах, паяцах, скоморохах и буффонах, паясничавших во все времена во всех странах и у всех народов мира

Вийон никогда не был шутом на королевской службе, он обладал слишком независимым характером, чтобы подчиняться чужой воле и взять официально в руки шутовской жезл. Впрочем, Людовик XI не имел большой склонности к шутам. Ему было совершенно достаточно его врача Куаксьэ, его цирюльника Оливье Дьявола и его кума Тристана Пустынника. Вероятно, Людовик XI был сердит на всех шутов вообще, в особенности, с того времени, как шут Карла Смелого, известный под именем Славного, посоветовал своему властелину, во время его свидания с королем Франции в Перонне, задержать последнего в плену. Но как бы то ни было, во время царствования этого короля не было ни одного шута, так по крайней мере, думали до тех пор, пока Брантом[34] в своей «Истории знаменитых людей», в главе, посвященной Людовику XI, не рассказал бы анекдота, которым свидетельствует, что в свите этого короля был шут.

«Между разными шутками совершенными этим королем, ради развлечения, самая ужасная шутка была, именно, убийство его брата, герцога Гвиэнского, когда последний менее всего думал о смерти, так как король уверил его при жизни в своей привязанности, а после его кончины не переставал его оплакивать;[35] никто не подозревал, что удар был нанесен им самим несчастному герцогу, если бы не открыл этого шут короля; этот шут находился сначала при особе покойного герцога, а после его смерти Людовик XI взял его к себе, так как он был очень забавен. Однажды, король отправился на богомолье в Клэри[36]

и там, перед образом Божьей Матери, которую он называл своею Покровительницей, стал молить Ее о прощении совершенного им убийства брата, который был отравлен аббатом Сен-Жаном, по его приказанию. Шут стоял недалеко от молившегося вслух короля и хорошо слышал произносимое им слова и запомнил их. Однажды, за обедом, в приcyтствии многих посторонних лиц, шут стал упрекать короля в убийств брата: король крайне удивился такому обвинению. Конечно, следовало быть осторожнее с шутами, которые часто далеко не так глупы, какими они кажутся, а чаще всего они многое угадывают прямо по какому-то странному инстинкту. Король, конечно, не пощадил этого шута, потому что опасался такого человека, который мог наделать ему много неприятностей.

Я слышал этот рассказ от одного каноника более пятидесяти лет тому назад, когда еще был мальчиком и посещал парижскую коллегию; этому канонику было восемьдесят лет; с тех пор, этот рассказ переходил от одного каноника к другому, так что нельзя сомневаться в его истине».

Это, впрочем, был единственный шут, о котором упоминается в царствование Людовика XI; несчастный дорого поплатился за свой неосторожный язык. Король не любил, чтобы в его присутствии разоблачали тайны его политики.

Карл VIII также не обращал особенного внимания на шутов, но крайней мере, при его дворе не было ни одного замечательного шута; но верно только то, что шуты, действительно, существовали при дворе в царствование этого короля и он был к ним добр, как был милостив ко всем его окружавшим. А. Монтейль утверждает, что добрый король Карл VIII милостиво обращался, как со своими шутами, так и с шутами других особ. По отчетам за 1491 год видно, что были израсходованы суммы на содержание шутов короля и герцога Орлеанского, впоследствии Людовика XII.

Но только в царствование Людовика XII и Франциска I начинается ряд замечательных придворных шутов, которые пользовались даже известной популярностью наряду с Калльэтом и Трибулэ.

Глава IV. Шуты на королевской службе (продолжение)

Калльэт и Трибулэ

Калльэт был шутом Людовика XII. Этот отец народа, государь до такой степени добрый и снисходительный, но вместе с тем и настолько слабый, что расстроил свое здоровье в пиршествах, балах и маскарадах, единственно только потому, чтобы доставить удовольствие своей третьей супруге, Mapии Английской, бывшей на тридцать семь лет моложе его; по своему природному характеру он вовсе не мог быть покровителем шутов. Но он хотел непременно следовать традиции, в силу которой при французском дворе должен был быть хотя бы один шут. При его дворе был Калльэт, хотя его имени и не встречается в отчетах казны, из чего можно заключить, что Калльэт не числился па королевской службе, и ему платили жалованье из каких-либо особых сумм.

Рис. 18. Калльэт, шут Людовика XII

Калльэт было, вероятно, прозвище, данное ему за его простоту и болтливость, что делало его похожим на перепела. В сатире Мениппа[37] употребляется это сравнение: «Не без причины другие нации называют нас «перепелами», потому что мы крайне доверчивы; проповедники и сорбоннисты отдают нас в сети тиранов.»