Шведский стол

В тот вечер алхимия воспоминаний без труда растопила олово в наших глазах, превратив его в звонкое серебро молодости. На следующий день Павлуша переехал ко мне от своего сына. Я была этому очень рада, вот только о своем новом «бизнесе» рассказывать ему опасалась, так что недели две мы с ним жили, совсем как в сериале. Я врала, что преподаю актерское мастерство в детской театральной студии при фабрике газовых плит – по старой школе. Одевалась этой «школе» сообразно, ехала за город, собирала ландыши, потом на скамейке у вокзала вязала букетики и спешила к магазину. Домой возвращалась усталая, но с подарками и вкусностями. Павлуша заговаривал о деньгах, я что-то вскользь отвечала о наследстве, оставленном мужем, о том, что не нужно экономить, что нам мало осталось… Павлуша же замыкался в себе, говорил, что не может жить на чужие деньги, смущаясь, протягивал мне свою пенсию – несколько купюр, похожих на медицинские рецепты. А когда в конце второй недели нашей роскошной семейной жизни он заявил, что больше так не может и собирается вернуться к сыну, я расплакалась и рассказала ему правду.

Сначала он отнесся ко всему этому настороженно. Но на следующий день встал рано и отправился со мной за цветами. В лесу мы почти не разговаривали. Потом так же молча и сосредоточенно составляли букеты и селили их в другую шляпную коробку – из простой фанеры, более глубокую, с ней всегда приходится помучиться. Пока я продавала, Павлуша стоял за колонной и внимательно наблюдал за происходящим. Наверное, это была моя самая ответственная роль. Кажется, она мне удалась, потому что тем же вечером мы снова смеялись неприлично молодым смехом.

С тех пор всю подготовительную работу выполняет он, а я отвечаю за художественную часть. После «смены» Павлуша всегда меня встречает. Домой мы возвращаемся пешком и иногда заходим в кондитерскую выпить чаю с буше.

«Аврора», такая же, как и я, старая маразматичка, которую мальчишки принарядили в разноцветные флажки, всегда приветливо нам ими машет. А в солнечную погоду с голубой стены морского училища даже подмигивает цыганистый император Петр.

Наташа

Он сел за стол, накрытый к завтраку. Стол был накрыт на одного. Стояли чайник, масленка, стакан в подстаканнике с ослепительно горящей в солнечном луче ложечкой и блюдечко, на котором лежали два яйца.

«Вечером я увижу Наташу», – подумал он. По оконному стеклу скользнуло отражение трамвая. Ложечка в стакане вздрогнула.

«Ей скоро тринадцать. Интересно, она будет так же сильно любить мороженое, когда вырастет? Вот уже почти шесть лет дважды в месяц мы ходим с ней в это кафе… Шесть лет на двенадцать месяцев на два раза – сто сорок четыре порции. Вернее, двести восемьдесят восемь, если считать и его долю. Одна порция пять «у.е.», между прочим». Получалось, что они съели около полутора тысяч долларов. Ну и что? Для Наташи он вообще готов отдать все, что у него есть. Все то немногое, что у него есть.

Когда-то ему хотелось владеть всем миром. Так сильно хотелось, что он даже слегка потоптался у той черты, преступать которую добропорядочным гражданам не рекомендовано законом. Против них с его приятелем-однокурсником Сашкой даже собирались открыть уголовное дело по обвинению в хищении государственного имущества, но из военкомата вовремя пришла повестка. Это было в восемьдесят третьем. Они с воодушевлением думали об Афганистане. Им казалось, что личности, владеющие миром, не должны бояться экстремальных обстоятельств – ни нар, на которых гитарной струной тебя может задушить уголовник, ни ран, рваных и алых, как в индийском кино… В восемьдесят четвертом Сашку вернули домой в цинковом гробу, в котором не было даже стеклянного окошка для лица. А он уцелел, хоть сам долгое время в это не верил. Он не принимал участия в военных действиях – был водителем бензовоза, и несколько раз в неделю ездил на терминал за горючим для части. Полтора часа в один конец. По открытой дороге. В любой момент мог раздаться выстрел, в любой момент машина могла взорваться. За время его службы – два года минус три месяца учебки, минус две сорокапятидневные желтухи – так погибли пятеро солдат. Одним из них был Сашка. Его же бог уберег, а в качестве платы за спасение навсегда отнял у него желание быть хозяином мира.

Вернувшись из армии, он заново знакомился с тем, чем собирался безжалостно овладеть всего два года назад. В «эпицентр» его больше не тянуло, он старался примоститься где-нибудь на окраине жизни. Кое-как доучился в университете. А потом встретил Лизу. Ярко-рыжей осенью она рисовала Летний сад. Солнце бесцеремонно разрывало кисейную листву и навзничь падало на аллеи. Солнце превращало пруды в пожароопасно отражающие зеркала. В самом центре пламени сидела с мольбертом Лиза. Ему показалось, что его машина взорвалась, и что сейчас он сгорит в этом огне без остатка.