Часты звезды нам в ночи сияли;Мы и тут зарю видали,Мы и тут (или: Лих мы здесь) не пропадем!Часто звезды потухали,Заря бела занялася,Барабан зорю пробил, —Барабанушко пробивал,Клюшник двери отпираетОфицер[100] с требой идет,Всех на имя нас зовет4."Одевайтесь, ребятенки,В свои серы чапаны!Вы берите сумочки, котомки,Вы сходите сверху внизГоворите все одну речь".Что за шутова коляскаПоказалась в городу?Коней пару запрягают,Подают ее сейчас, —Подают эту коляскуКо парадному крыльцу:Сажают бедного мальчишкуК эшафотному столбу.Палач Федька разбежался,Меня за руки берет;Становить меня, мальчишку,У траурного столба.Велят мне, бедному мальчишке,На восход солнца молиться,Со всем миром распроститься.Палач Федька разбежался —Рубашонку разорвал;На машину меня клали,Руки, ноги привязалиСыромятныим ремнем;Берет Федька кнутья в руки,Закричал: "Брат, берегись!"Он ударил в первый раз —Полились слезы из глаз.Он ударил другой раз —Закричал я: "Помилуй нас!"— "Уже некому мальчишкуМеня было научить,А теперича мальчишку,Меня поздно научать!Уж и жил я, веселился,Но имел свой капитал;Как и этот капиталВесь я пропил, прогулял(Дальше: "во неволю жить" и проч.
Или: "Жил бы, жил бы, веселился,Капиталец свой имел;Капиталец миновался,Во неволю жить попал.4
В России эта трагическая сцена размалевана иначе:Свет небесный во сияньи:Барабаны зорю бьют,Барабан зорю пробьет,Вундер двери отворяет:Писарь с требою идет;Он по требованию кличет,Нам к суду идти велят.Взяли сумки, помолилисьИ отправились себе…Нас в карету посадилиИ с конвоем повезли…(Или: Взяли сумки — подхватили)
И в поход скоро пошли,Торбан, торбан покатился.Что за чудна за карета!Сдивовался весь народ,Что кругом конвой идет.У родных сердца забьются,Слезно плакали об нас,Слезно плакали об нас,Отправляли в Сибирь нас.Здесь и конец — как мы выше сказали — российскому изделию. Сибирские арестанты не задумались над описанием дальнейшей картины и изобразили ее в последнем придатке к песне. По словам сибирских арестантов, песня эта сочинена в конце 40-х годов нынешнего столетия, и основная канва ее приписывается, как сказано нами, разбойнику Гусеву.}