Сибирь научит. Как финский журналист прожил со своей семьей год в Якутии

Якутская зима налагает свои сложности: нужно помнить о заледенении, следить за прогревом мотора. По словам Володи, зима для пилота – самое легкое время года. «Зимой погода в основном ясная. Летом же постоянно приходится менять высоту из-за облаков, да и винты в жару хуже работают».

В советское время билеты на самолет были такие дешевые, что даже бабушки могли летать из деревни в административный центр улуса за печеньем и вечером вернуться домой. Сейчас летать дорого. Билеты на рейсы между сибирскими городами значительно дороже, чем на рейсы между Москвой и городами Европы. Внутренний перелет по Якутии может стоить 30 000 рублей в одну сторону. Володя согласился, что билеты дорогие, но добавил, что содержание инфраструктуры само по себе затратно. Цена на горючее повышается, потому что его надо везти в отдаленные аэропорты летом на речных танкерах. «Одна запчасть от «Ан» может стоить 700 000 рублей. Ветровое стекло – два миллиона. Слетать на север в аэропорт стоит 200 000 рублей. Но мы обязаны лететь, даже если только два пассажира купили билеты».

Володя не собирается всю свою жизнь провести в кабине «Антонова». Он хочет переквалифицироваться на «Боинг» – надо в жизни куда-то дальше двигаться.

Полеты на «Боинге» – это повышение зарплаты. Как пилот «Ан» он получает около 140 000 рублей в месяц, на «Боинге» можно заработать вдвое больше. «На самом деле тут все наоборот, потому что «Ан» водить гораздо сложнее, чем «Боинг». Самолет надо постоянно ремонтировать и следить за маслом, гидравликой, двигателем. После каждого ремонта в нем появляются новые особенности».

Переход на «Боинг» также означает смену рейса – полеты между Москвой и Якутском. Володе от этого немного грустно. В полетах по Якутии самое лучшее – это ослепительная красота республики. В подтверждение своих слов он показал мне видео на телефоне, где он на «Ан‑2» кружил в утреннем свете над скалами – столбами на реке Синяя, похожими на Стоунхендж, только больше.

Шпион

Появление финского журналиста в Сибири не может быть случайностью.

Ямальский п-ов, Юрунг-Хая, Саскылах, Нюрба, Тёхтюр, Мохсоголлох, р. Анабар, Анадырь

– Хаа, финский шпион! – с улыбкой поздоровался со мной местный приятель, когда мы встретились случайно в Якутске. Это шутка, но я так часто ее слышал, что уже не смешно.

То же прозвище мне давали вполне серьезно. Многие в современной России не отличают иностранного журналиста от шпиона. «Юсси, ты же не шпион?» – удивленно спросил меня знакомый чиновник, когда мы сидели у него в гостях. Один молодой режиссер, который заехал к нам в село, рассказал, что увидел в небе дрон и засмеялся, подумав, а вдруг это наш, и мы, кто знает, шпионы? «Что он везде вынюхивает?» – ворчала одна пожилая односельчанка. На Ямальском полуострове один ненец пошутил, что в большом чемодане я наверняка ношу ракетное оружие.

Из меня бы, наверное, не вышел хороший шпион. Я до сих пор не знаю, что за охранная зона в ста метрах от нашего дома в Тёхтюре. Я не знаю, как устроено ракетное оружие. И вообще, вряд ли шпион стал бы писать и рассказывать всему миру о своей жизни, брать с собой жену и детей, хотя, с другой стороны, это, наверно, было бы гениальное прикрытие. Я даже не знаю, что можно «вынюхивать» в якутской деревне. Видимо, есть что.

Мало кто понимает, зачем я вообще приехал в Якутию.

Мои объяснения, мол, книгу написать, явно не вызывали доверия. Если человек уже поверил во что-то – пустая трата времени убеждать его, что я просто неподконтрольный журналист. И потом я окончательно сбивал недоверчивого собеседника с толку, когда говорил, что мне за написание книги о Сибири платит финский фонд «Kone». Какой тайный интерес имел в Якутии финский фонд, основанный владельцами крупнейшего производителя лифтов?

Вот и вопрос.

Как есть презумпция невиновности, так в России существует презумпция обмана: все вокруг – это ложь, а цель ее – скрыть настоящий мотив действий, обычно это деньги.

Считается, что проще поверить в тайный заговор, чем в то, что человек является тем, за кого себя выдает.

Подозрительность уходит корнями в историю России: слишком часто тут врали народу. Сомнение выводит на замкнутый круг: почему не пойти на подлость, если все остальные наверняка так делают?

Те, у кого я брал интервью, обеспокоенно спрашивали меня, не агент ли я, завербованный ФСБ, что очень в духе современной России. Нет, они не выдавали мне государственные тайны, они просто критически рассуждали о политике, проводимой в их регионе. Выходит, они больше боялись своих шпионов, чем шпионов иностранных государств.