Сибирский фронтир

В Нижнем Новгороде я скинул удобный дикарский прикид и оделся по последней купеческой моде. Одолжив у Брагина ножницы, укоротил бороду, кое–где подрезал волосы. В итоге, если верить замызганному зеркалу хозяина, мне удалось сбросить годик–другой. Запоздало пришла мысль, а зачем собственно? В Охотске–то меня как раз больше года и не видели. Зря, получается, молодился.

–К ярмарке вернусь, – бросил я на прощание Брагину.

Тот стоял на пороге, мало что понимая. Не объявлялся человек столько времени, и вот прискакал. А зачем прискакал? Платье сменить! Ввалился с мешком, прибыв бог весть откуда, и ушёл с ним же куда–то.

С надеждой, что примитивная маскировка всё же сработает, я уселся в лодку. Посредством течения и пары гребков быстренько переместился в Охотск.

После ухода четырёх кораблей, городок притих. Наша флотилия увезла с собой добрую четверть его населения. Пройдёт время, и приток новых людей восполнит потерю. Правда, и я собирался производить полезные для дела кровопускания регулярно.

–Здоров! – поприветствовал меня Данила, а, заметив мешок за спиной, спросил. – Оттуда меха? Много ли? Людей кликнуть, чтоб разгрузиться помогли, или хочешь по–тихому?

По интонации и словам товарища я догадался, что гениальная маскировка не сработала. Странно только, почему это он не удивлён? Напротив, обрадовался точно ребёнок деду Морозу с полным мешком подарков. Ну, допустим, радость понятна – с моим возвращением торговля обещала оживиться. Конкурентам приходилось ожидать товара по нескольку лет, а потом тратить год, чтобы сбыть меха на далёких ярмарках. Но почему его не удивило моё появление?

–Меня Василием зовут, – напомнил я на всякий случай. – Я брат. Младший.

–Ну, конечно! Заходь, брат! – усмехнулся в ответ Данила. – К обеду подгадал, как чуял. Это у вас, похоже, семейное.

Судя по всему, подобной выходки он ждал от меня давно. Возможно, подозревал, что компаньон заложил душу дьяволу, но для христианина середины восемнадцатого века относился к догадке на редкость спокойно. Да и то сказать, ведь не его же душа заложена.

–Ну, рассказывай, какие новости, – предложил я, усаживаясь за стол.

Разнообразием трапеза не отличалась и сводилась к пресной каше, зато новостей оказалось в избытке и они вполне заменили пряности. Первая из них касалась смены начальника порта.

Афанасий Зыбин, этот старый солдат империи, подавив корякский бунт, благоразумно решил оставить покорение чукчей кому–нибудь другому, "помоложе", и попросил отставки.

–Ему на смену прислали некоего Шипилова, – задумчиво произнёс Данила. – Но его никто здесь не видел, а всеми делами заправляет капитан Ртищев. Народ к нему пока что присматривается, а он присматривается к народу.

А между тем коряки вовсе не успокоились, но лишь сменили тактику. С партизанской борьбы перешли так сказать на подпольную работу. Осмыслив растущие потери, они разумно отказались от прямых столкновений с казаками. Прекратили бегать по лесам шайками, нападать на торговые караваны, даже признали на словах имперскую власть, но на деле принялись резать казаков исподтишка.

–Остановится отряд в таком гостеприимном селении, – рассказывал Данила. – Дикие казакам ясак выдадут, собак пообещают или оленей, проводника. Накормят, напоят, спать уложат. А утром, глядь, не проснулся никто.

Я кивнул. Вставить хотя бы слово мешала каша. Она никак не хотела пролезать внутрь. Я пожалел, что не пообедал у Брагина.

–Полон всё гонят и гонят, – продолжил Данила. – Возле острога уже сотни две коряков скопилось. И бабы и ребятишки. Новый командир пока в ус не дует. И я, понятно, молчу. С ним–то у тебя уговора нет. Может, сходишь, поговоришь?

–Оказанная услуга немного стоит, – усмехнулся я, дожевав, наконец, кашу. – Если его сейчас от лишних ртов освободить, он жеста не оценит. Напротив, решит, что это он мне одолжение делает. Пусть уж зиму помучается, тогда и поторгуемся. Тогда он мне любую бумагу не глядя подпишет.

–Перемрут они за зиму–то, – вздохнул Данила.

И так натурально это у него получилось, что я аж прослезился. Артист! Но только вешал бы он эту лапшу на другие уши. Тоже мне праведник! Благодетель! Уж кто–кто, а я–то знал, что подобная жалость компаньону не свойственна. Причина его вздоха в другом кроется.

–Подкину им хлебушка, глядишь, и протянут, – сказал я, ехидно посматривая на товарища.

Данила поморщился. Моя благотворительность сокращала его доходы.

–Что с кораблём? – спросил я. – Со штурманом?

–Строится корабль, – доложил купец. – В следующее лето будет готов. С мореходом хуже. Неводчиков присоветовал одного парня, Ромку Кривова. Но молод уж больно. И в море–то выбирается всего второй год, да и что того плавания – до Большерецка и обратно. Но правда в помощниках у самого же Неводчикова ходит, а это многого стоит.

–Ладно, – согласился я. – Неводчикову на глаза лезть не стану. Пусть будет Ромка. Ему дальше Петропавловской гавани пока ходить незачем. Там Окунев встретит или ещё кто–нибудь из наших. Что там, коряки, не разбежались?

–Куда там разбежались, – буркнул Данила. – Ещё новые добавляются. Летят как мухи на лепёшку коровью.