Что же касается наказания по отношению лично ко мне, то я частично его понесу, ведь я перед отъездом должен буду нанести себе довольно серьезное огнестрельное ранение, чтобы не вызвать в Варшаве сомнений в действительности моего побега… Ни средств, ни документов я у Вас не прошу. Умоляю только дать мне возможность работать и клянусь Вам тем, что у меня есть дорогого и святого, что Вам, товарищ Менжинский, никогда в своем доверии разочароваться не придется…
Я терплю невероятные муки и дохожу до отчаяния, когда готов разбить голову об стену или перерезать горло стеклом. Я уже дошел до галлюцинаций. Каждый лишний день моего здесь пребывания равносилен самой невероятной пытке. Еще раз умоляю решить мою судьбу скорее…»
Но в Варшаву он не поехал. Зато на некоторое время его перевели в Петроград, где посадили в одну камеру с профессором географии Владимиром Таганцевым, арестованным по обвинению в том, что возглавляемая им Петроградская боевая организация готовила антисоветское восстание. По «делу Таганцева» были арестованы 833 человека, из них расстреляны 96, в том числе сам Таганцев, его жена Надежда и поэт Николай Гумилев.
Напрашивается предположение, что, сидя с Таганцевым, он выполнял там функцию «наседки» или «подсадной утки», хотя сам он потом эти предположения с возмущением отвергал.
Еще во время следствия Опперпут написал брошюру, разоблачающую Савинкова и его Союз. Она вышла в Берлине под названием «Народный Союз Защиты Родины и Свободы. Воспоминания» в ноябре 1921 года.
Опперпут был освобожден из тюрьмы постановлением ВЧК от 28 февраля 1922 года уже под очередным новым именем — Эдуард Оттович Стауниц.
«Я полагал поступить в секретные сотрудники, войти в доверие к главарям ВЧК, изучить ее тайную работу и потом уже расшифровать всю деятельность ВЧК, принеся этим крупную пользу русскому делу», — объяснял он позже. Врал Опперпут-Стауниц или нет, но в итоге что-то похожее у него действительно получилось. Авторы официальных «Очерков по истории российской внешней разведки» признают, что, несмотря на многочисленные проверки, чекисты все же не смогли до конца раскусить Опперпута, и его назначение на одну из ключевых должностей в «Тресте» стало их серьезным просчетом.
«Племянники» в Москве
С весны 1922 года «Трест» начал постепенно набирать обороты. Были установлены контакты с русскими монархистами за границей, а также с польской и эстонской разведками (позже к ним прибавились разведки Финляндии и Латвии). Связи «монархистов подполья» с иностранными спецслужбами поднимали их авторитет в глазах эмигрантов хотя бы потому, что они ослабляли подозрения в том, что «Трест» — это «липа», подброшенная эмиграции чекистами.
В самой эмиграции в это время царили разброд и шатания. Группы, течения, направления, организации эмигрантов активно грызлись между собой. В правом лагере, для работы с которым и создавалась МОЦР, происходило то же самое.
Во-первых, монархисты делились на сторонников великого князя Кирилла Владимировича и приверженцев великого князя Николая Николаевича (последних было гораздо больше). В марте 1923 года Николай Николаевич после долгих уговоров согласился принять на себя «водительство армии и народа». Еще раньше выразил готовность повести армию за Николаем Николаевичем и барон Врангель, постепенно отходивший от активной политической деятельности.
Главные силы монархистов, как и вообще наиболее боевые и активные силы эмиграции, сосредоточились в Объединении Русской армии (ОРА)[68]
, в которое были преобразованы вооруженные силы Врангеля, эвакуированные из Крыма. При этом руководители ОРА и генералы, прошедшие Гражданскую войну, презрительно отзывались о Высшем монархическом совете, называя их членов «старыми перечницами» и считая, что они — это просто пародия на идею монархии.Но и в среде «врангелевцев» не было уже единства. Все больше активности проявлял генерал Александр Кутепов, командующий Добровольческой армией во ВС ЮР, а затем I армейским (добровольческим) корпусом Русской армии Врангеля. Сорокалетний энергичный и популярный в армии Кутепов был склонен продолжать борьбу с большевиками террором и диверсиями. Он даже призывал брать пример с революционеров, которые точно так же не так давно боролись с царским правительством. В 1923 году Кутепов возглавил созданную из офицеров Боевую организацию. Ее создание одобрил и великий князь Николай Николаевич.
А вот барон Врангель, наоборот, выступал за сохранение армии в боевой форме «на будущее». Чтобы она по сигналу организованно могла выступить против большевиков. Но когда раздастся этот сигнал? На этот вопрос ответить никто не мог, и Врангель сам понимал опасность этой неопределенности. Поэтому, не веря в то, что Кутепов добьется чего-либо своими методами, он, в общем-то, не стал его удерживать.