Сидней Рейли: Жизнь и приключения английского шпиона из Одессы

Полковник Перхуров подсчитал, что в случае начала восстания на улицы Москвы с оружием в руках сразу же выйдут в лучшем случае 300–400 человек, и то в основном студенты и гимназисты («идейные офицеры» в организацию, возглавлявшуюся бывшим террористом, шли неохотно). Но пока его пессимизм вроде бы не находил подтверждения. Время от времени заговорщикам устраивались смотры. И в назначенный час десятки бравых людей, в которых можно было легко узнать офицеров, проходили мимо определенного места на какой-нибудь улице или бульваре то в шинелях нараспашку, то с красными бантами на груди. Доказательством принадлежности к организации, своеобразным паролем, был вырезанный из картона треугольник с буквами «О. К».

Роберт Брюс Локкарт в воспоминаниях ничего не пишет о своих контактах с Савинковым в этот период, а вот Джордж Хилл оказался более откровенным. Он указывает, что тогда близко познакомился с Савинковым, который оказался «черноволосым человеком, коротконогим с пронзительными глазами, несомненно одаренным способностями к гипнозу». Хилл дискутировал с ним на тему убийств и терроризма и поинтересовался, почему против руководителей большевиков организовать покушения оказалось сложнее, чем против царских сановников. Савинков ответил, что это действительно трудно, потому что даже офицеры, проявившие отвагу на фронте, часто не хотят становиться убийцами политических врагов, а идейные противники большевиков среди революционеров вообще «хранят ненужную память о долгих годах сотрудничества с ними». Савинков даже признавался Хиллу, что он сам дважды хотел для блага России убить Керенского, но так и не мог решиться на это, и горько сожалел о своей слабости.

«Я никогда не любил Бориса Савинкова, — писал Хилл, — мое недоверие к нему было предметом частых дискуссий с Сиднеем Рейли, который слепо верил в этого человека и потратил целое состояние, чтобы помочь ему бороться с большевизмом».

Состояние он действительно потратил, только позже. Однако из этого фрагмента мемуаров Хилла не очень понятно, когда они с Рейли дискутировали о Савинкове — в Москве или уже несколько лет спустя? И знал ли Рейли Савинкова уже весной — летом 1918 года?

«Был тесно связан с организацией Савинкова и мой старый “знакомый” — Сидней Рейли», — утверждал, например, Михаил Бонч-Бруевич. В некоторых советских романах Рейли тоже имеет к заговору Савинкова прямое отношение. Или, по крайней мере, выступает в роли связного между его организацией и англичанами. В «Большевиках» Ильи Кремлева Рейли оказывается прямо в центральном штабе организации Савинкова — он находился в доме 2 по Молочному переулку и был замаскирован под видом частной электро- и водолечебницы. Рейли появляется перед читателем в виде доктора — он одет в белый халат и докторскую шапочку — и принимает заговорщиков, приходящих под видом пациентов. Это еще не все — медицинской сестрой в лечебнице по сюжету романа работает любовница Рейли, бывшая балерина, которую он завербовал еще до революции. Он занял ей крупную сумму денег и подсунул на подпись расписку, которую она подписала не читая. А бумага оказалась обязательством сотрудничать с германской разведкой. Потом Рейли сказал ей, кем он был на самом деле, он держал ее в страхе, грозил ее убить, обращался по-скотски (балерину тошнило при воспоминаниях о близости с ним) и заставлял ее выполнять свои приказы. Она его ненавидела и несколько раз собиралась рассказать о нем чекистам, но ей для этого не хватало решимости. Такая вот очередная картинка из жизни крайне малоприятного человека и шпиона. Пожалуй, единственно правдоподобным моментом в описании характера Рейли является его страсть к вещам, связанным с Наполеоном. Но и в ее описании любовница британского разведчика видит проявление его крайне неприятной сущности: «Только однажды она обнаружила в Рейли настоящую увлеченность, он оказался ярым коллекционером, фантастически предававшимся этой своей страсти. Коллекционировал он неожиданные и малопривлекательные вещи. Страстный поклонник Бонапарта, он жадно собирал все, что было связано с обожаемым им корсиканцем. Он дрожал от нетерпения, когда разоренный революцией аристократ предлагал ему через комиссионера семейную реликвию: брошенную при позорном отступлении из Москвы запасную треуголку французского императора, его подзорную трубу, случайно сохранившуюся записку, носовой платок с витиеватой меткой под короной…» Несмотря на то, что автор и здесь нафантазировал — треуголки и подзорной трубы Наполеона у Рейли никогда не было — он действительно дрожал от нетерпения, когда видел редкие предметы, относящиеся к Наполеону. Но что в этом плохого? Далее в романе в клинику неожиданно врываются чекисты вместе с матросами, но Рейли в самый последний момент удается захлопнуть перед ними дверь на замок и бежать через антресоли…