Я смотрю по степи: плоская каменистая почва, низкая сухая травка, на многие километры вокруг. Коту здесь спрятаться нелегко, даже самому скрытному и незаметно-серому.
– А правда, что манула дома приручить нельзя?
– Да, дикий он совсем. К человеку не привыкает, сколько его ни корми. Все одно сбежит в горы.
– А когда ты его встречал последний раз?
– Да в прошлом году видел, на Башкаусе. Он размером-то как домашняя кошка. А кажется, что больше. У него шерсть очень густая и длинная, чтобы выжить на высокогорье.
Я его встретил на тропе, а он убежал от меня. Бегает он медленно: лапы-то у него толстые и короткие. А еще был раз случай, когда манул трех наших собак победил.
– Да что ты? Трех? Как же?
– А вот как дело было. Ехали мы с мужиками на конях в горы от Кош-Агача, по Чуйской степи. И три собаки в тот раз за нами увязались. Отъехали мы где-то с час от поселка, и тут собаки почуяли кошку, стали лаять. А коту куда от них деваться, на ровном-то месте? Он залег на земле, прижался, а псины его окружили с трех сторон и напирают.
– Что же вы не прогнали собак?
– Да нам интересно было поглядеть, что дальше будет.
– Вот вы живодеры!
Цанат охотно соглашается и продолжает рассказ:
– И вот когда они совсем уже его зажали с трех сторон и деваться ему было некуда, когда первая собака бросилась к нему кусать, манул вдруг быстро перевернулся на спину и начал отмахиваться от них лапами. Лежит на спине и дерется. Одной лапой сразу же сильно залепил по морде первой собаке. А когти у него острые, как иглы, лапа сильная. Он, получается, когтями-то ей по мокрому носу полоснул и по глазу ей попал краем. У той сразу кровища хлынула из черного носа. Пес отскочил от кота с воем. Боль-то страшная!
– А еще две?
– А манул второй передней лапой вцепился в морду другой собаке. Пятью когтями воткнулся ей в щеку и сжал лапу-то. Та завизжала, как порося, и дернулась назад. Куда там! Кот вцепился и повис на морде. А третью собаку он в это же время задней лапой по морде быстро-быстро колотил, как грушу боксерскую. Тоже кровь ей сразу пустил из морды и ухо оборвал. Все это так быстро сделал, что мы удивиться не успели. Только видим – подскочили они к серому коту, он зашипел, перевернулся на спину, надавал им по мордам, и те отбежали от него, все в кровище, побитые и порванные когтями.
– А дальше что?
– А дальше он поднялся с земли и не спеша побежал от нас. Только оборачивался и смотрел, нет ли погони. А собаки наши разнылись тогда. Визжали, скулили, хвосты поджали, морды опустили. Забились от позора под брюха лошадей, дрожали там, плакали, раны зализывали. Вот он каков бывает, манул-то наш!
Сайлюгемская степь
Горные степи Алтая – одно из чудес света. Только представьте себе этот многоцветный травянистый простор, со всех сторон окаймленный горами, с тонким запахом полыни и меда. Чуйская степь, Курайская степь, Абайская степь, плато Укок, степь Самаха, Уймонская степь, Катандинская степь, Усть-Канская степь, степь Сайлюгем – сами их названия звучат, словно музыка кочевников. Степи Алтая – это широкие и открытые межгорные котловины, беспримерно богатые травой и цветами, реками и озерами. У каждой степи Алтая – свое лицо, свой запах и цвет, своя легенда. Каждая степь Алтая – азиатская красавица, с сильным и особенным характером. Чуйская зашвырнет тебя свысока и подальше; Самаха – так замотает в свои ленточные боры, что не выпутаешься; Курайская высокомерно обдаст холодом белоснежных ледников Ак-Тру; Усть-Канская заведет долгую историю про Чингисхана, который, по преданию, не раз гостил у нее в высокой белой юрте. А Уймонская степь – кержачка: эта так ловко скроет все свои тайны, что не выведаешь от нее ровным счетом ничего, кроме обычной туристической чепухи про приезд сюда Рериха в 1926 г.
Мы едем утром, в последний день нашего похода, по степи Сайлюгем, восточной части огромной Чуйской степи, скрытой за южным отрогом Курайского хребта. В спину нам бьет сильное горное солнце, в степи тихо и безветренно. Под копытами коней пылит сухая желтая земля с редкой жидкой травкой. На каждом шагу встречаются норы сусликов и пищух. Кони деловито смотрят под ноги и лавируют между норами, чтобы не провалиться в них.
Вдруг волнение в нашей колонне. Женя, который едет первым, показывает рукой вперед.
Там летят над степью огромными мягкими прыжками две легкие косули.
– Мама с детенышем, – поясняет Цанат, когда мы все останавливаемся и смотрим им вслед.
Степь открыта и залита солнечным светом. Косули стремительно стелются в полете, едва задевая землю. Они спокойно паслись там ниже на краю заболоченной низины, а мы спугнули их. Леса здесь нет и близко, и мы их крепко напугали, ведь они теперь просматриваются как на ладони. Крохотные олени несутся, как будто связанные друг с другом невидимой веревкой, на близком расстоянии, взлетая и опускаясь одновременно Их полет волнообразен и плавен. Женя и Цанат смеются их глупому страху: никто не будет стрелять в олениху с молодым олененком.