Косули мчатся в сторону ущелья Узунтытыгема, в безопасный густой лес, а мы едем дальше на запад, в сторону реки Кокоря.
Степь Сайлюгем большая, со всех сторон окруженная высокими горами, да и сама равнина лежит на высоте 2 км. Справа от нас хорошо просматриваются безлесые заоблачные кручи Курайского хребта, слева – его южный отрог с небольшими рощами лиственниц посреди рыжих склонов. Небо над нами все в движении, все там наверху крутится и плывет, в каждом углу огромного пространства степи установилась своя погода.
Мы убегаем от непогоды и одновременно бежим к ней. Сзади нас, на востоке, огромный массив Сайлюгемского хребта со снежными вершинами – и он весь черный. Там сгрудились тяжелые синие тучи, громада хребта вся опоясана туманами, там льется проливной дождь, а выше дождя валит густой мокрый снег. Тучи зависли на хребте, и будут теперь лить водой и сыпать снегом долго, пока в синих тучах не иссякнут все запасы влаги.
Впереди же от нас все, что только захочешь. Рваное, закрытое многоцветными облаками небо местами показывает глубокую синеву, из нее бьет золотое сияние жаркого лета, в котором мы сейчас и едем. Но дальше за ярко-желтыми пятнами освещенной солнцем степи опять грозятся черные тучи и ливень. Мы видим впереди темные полосы, падающие из туч с наклоном в сухую степь, прямо по нашему пути. Но еще дальше за ними, в глубине равнины, опять виднеются золотые пятна августа.
Вдруг слева от тропы показывается огромная треугольная воронка в земле, глубиной с пятиэтажный дом. Воронка древняя, заросшая той же травой, что и вся степь. Рамис замирает над воронкой на своем конике, совершенно ошеломленный.
– Что это? – спрашивает он меня.
Я и сам поражен не меньше его, и сижу в эту минуту в седле, разглядывая глубокую круглую воронку, строгий конус, выбранный кем-то или чем-то из каменистого тела степи.
– Наверное, это упал большой метеорит, – говорю я Рамису, – он и образовал эту огромную воронку.
– Прилетел из космоса? – изумляется Рамис.
– Ну да, – подтверждаю я, – я видел такие на фотографиях, находили такие же точно воронки и кратеры в разных местах, в Америке, например.
Мы оба удивленно качаем головой – вот ведь как, мол.
За космическим кратером мы быстро едем между тысячами сусличьих и пищухиных нор, едем сухой степью, вдоль давно заброшенных оросительных каналов. Переезжаем вброд речку Камтытыгем и после брода, доехав до реки Кокоря
Рамис радуется, что совсем скоро будет дома. Что где-то вдалеке уже проехала первая за много дней машина, поднимающая за собой тучи пыли. Что рядом пасутся коровы, пасутся без пастуха, а значит, близко отсюда деревня. Он радостно бежит краем низкого берега речки и всматривается в чистую прозрачную воду. Он радуется, когда видит темные тени хариусов, скользящие между круглых камней на дне. Он радуется, что поход и все эти большие горы уже почти остались позади.
А вдалеке от нас на сухой степной подошве Курайского хребта, близ покосившейся, с плоской крышей степной стоянки, старуха казашка пасет отару овец. Овцы бредут плотной белой гурьбой по степи, опустив морды к земле, и непрерывно щиплют траву. В их глупые головы не приходит мысль поднять глаза вверх, но старуха мудра и видит все, что творится вокруг, особенно что творится наверху.
А наверху творится вот что. Над глупыми овцами кружат огромные голодные орлы. Их много, с десяток. Кружат они невысоко, метрах в пятидесяти от земли. Орлы такие большие, – кажется, что и сама старуха мала и беспомощна в сравнении с ними. И что зря она так отчаянно храбрится, ковыляя за своими драгоценными овцами, согнувшись углом к земле и опираясь на кривую палку.
Орлы кружатся беспорядочно, в разные стороны, то опускаясь ниже, то взмывая вверх. Они-то точно знают, чего хотят. Они хотят овец и не сводят с жирных, набравших к осени вес животных своих немигающих глаз. Все их острые клювы нацелены сейчас только на этих глупых овец, которые так безмятежно щиплют низкую травку. Орлиные черные тени прорезают, как булатные ножи, рыжие склоны гор. У орлов широкие, как лопаты, распластанные огромные крылья и широкие квадратные хвосты, их короткие бойцовские шеи опущены вниз, к овцам.
Однако старуха невозмутима и решительна. Она ковыляет вслед за овцами, иногда грозя орлам палкой и производя в их рядах тем самым легкое замешательство. Когда одна или две овцы отбредают хоть немного в сторону, старуха необыкновенно ловко семенит к ним и загоняет палкой обратно, в тесную отару.
Ей, древней старухе, нипочем хоть пять орлов, хоть десять.